Нет, господин Гортынский в революционеры не годился — не похож на Севастьянова. К тому же он разбогател, а тут уж какая революция.
…Спустя год он отправляется на алмазные копи Южной Африки — не столько в поисках алмазов, сколько в попытке бежать от несчастной любви. Да, он давно уже влюблен, и предмет его страсти не кто иной, как госпожа Нейде из квартиры № 2, где сейчас живет дядя Кеша, у которого «Победа». Госпожа Нейде молода и так хороша собой, что на нее все оглядываются, а в магазине пропускают без очереди. Сколько бы раз Олька ни рисовала себе ее внешность, возлюбленная господина Гортынского выходила у нее похожей на Ирэн. Когда же Олька попробовала превратить Нейде?Ирэн в хрупкую брюнетку, получилась мать. Тогда, пользуясь отсутствием Гортынского, Олька собралась выдать красавицу замуж за какого?нибудь военного — например, за полковника с сердитой фамилией Буртс. А то, что ли, опять за Сержанта? — Фигушки. Полковник был высокий, стройный и худой, с начисто выбритой блестящей головой. Хотя… с такой головы, наверное, фуражка сползала бы, да и красавицу жалко; полковнику срочно были дарованы коротко остриженные белокурые волосы.
В этом месте пришлось притормозить, потому что госпожа Нейде замуж идти не хотела и тайком плакала на балконе, да так горько, что ей сочувствовала дворничиха… Какая дворничиха, уж не Клава ли?..
Запутавшись вконец, Олька проходила мимо доски, не поднимая глаз.
.
Запутавшись вконец, Олька проходила мимо доски, не поднимая глаз. Не знаю и знать не хочу, кто вы такие были. Какое мне дело до вас и до бывшего вашего дома с бывшим вашим зеркалом, перед которым теперь любой идиот может бриться. Мне все равно, слышите, даже если ваша красотка Нейде часами тренькала на рояле: ах, терция — доминанта — терция!
Я ненавижу ваш дом, я просто должна здесь жить. Я не виновата, что вы теперь не живете нигде и никто никогда не узнает, какими вы были на самом деле.
24
Порядок в доме может считаться порядком, пока смотришь на него собственными глазами, а потому не замечаешь. Стоит только представить, как он выглядит со стороны, тем более со стороны заграничного гостя, да еще женщины, как он моментально превращается в вопиющий беспорядок.
Лариса критически обводила глазами квартиру. Бросились в глаза, например, облупившиеся подоконники, особенно по контрасту с чисто вымытыми, празднично сверкающими стеклами. Да только ли подоконники! Чашки, привычные и совсем еще хорошие, однако на них кое?где видны щербинки; тарелки — редко две одинаковых, все разные: сервизом они с Германом обзавестись не успели, а сама она отвыкла от сервиза, разве что чаепитие у Тони напомнило. Полотенца в ванной прямо на гвоздиках висят, которые Герман вбил и покрасил белой краской, но гвозди остались гвоздями. Кран подтекает, и вода оставила вертикальную рыжую полоску ржавчины на раковине. Взялась проверять постельное белье — простыни старые совсем, пододеяльники заштопаны в нескольких местах… А трещины на потолке! Пусть мелкие, но ведь заметны!
Вот тебе и порядок.
Она никогда не была склонна к панике; не растерялась и сейчас. Все, что можно исправить собственными руками, не составляло трудностей; остальное требовало денег, которых не было и неоткуда было взять (к тем, родительским, она не притрагивалась — держала молодым на обзаведение, мало ли что понадобится).
Сын снисходительно отмахивался от беспокойства матери, зато невестка отнеслась с полной серьезностью и пониманием. В конце концов он сдался:
— Так что конкретно будем делать?
— Самое необходимое, — быстро ответила Настя. — Потолок подождет, зато ты покрасишь подоконники.
— Ладно, — охотно согласился Карлушка, — завтра куплю краску.
— Сегодня, — с нажимом поправила она. — Магазин до семи.
Каждый из троих представлял себе гостью по?своему, но про себя называли ее одинаково: «немка». Карлу рисовалась надменная молодящаяся старуха: высокие каблуки, пухлый жемчуг на шее, дорогая шуба; вместо лица — маска с неискренней улыбкой. Коверкает русскую речь и поминутно вставляет «Майн готт!».
Лариса, как ни напрягала воображение, видела только сумасшедшей красоты лицо Греты Гарбо с сонными равнодушными глазами и голодными впадинами щек. Молчит, почти не понимает по?русски, недоуменно поворачивает выпуклый лоб от одного к другому. Прогоняла бессмысленный образ, переключалась на более приятное. В универмаге видела хорошие столовые приборы — мельхиор, конечно; но изящные, надо бы взять, пока есть. По крайней мере, будут одинаковые; а потом отдать сыну с невесткой. Когда наступит «потом», она не задумывалась, а все же мысли немножко спотыкались об это слово.
Труднее всех, пожалуй, было Насте. С одной стороны, приезжает иностранка, поэтому сразу вспоминался журнал мод, который Зинкин муж привез из плавания. Чего там только не было! Одежда, туфли, прически, белье… Почему?то белье произвело на Настю такое сильное впечатление, что напала злость. Трусы и лифчик, например, красные в белый горошек. Или в полоску. Или вообще что?то крохотное, без всяких полосок, одни только кружева: сверху, снизу, а в середине почти материала нет и… все просвечивает; на такое великолепие жалко одежду надевать.