Поскольку старик свыкся с идеей Карлушкиной диссертации быстрее, чем тот успел удивиться, то и развеивать его иллюзии не было необходимости.
Сосед жил на первом этаже. В прихожей он достал из портфеля опрятную записную книжечку, выдернул листок из перекидного календаря, убедившись предварительно, что ничего важного на нем не запечатлено, и переписал из книжечки номер телефона.
— Это в Министерстве тяжелого машиностроения, — пояснил, — добраться легко. Зовут Таисией; Тая. Скажете, что от меня. Она, кстати, очень хвалила мою рукопись, ну, да это не важно…
Спохватившись, Карлушка спросил:
— Вы, наверное, роман пишете?..
Старик снисходительно улыбнулся:
— У вас, молодых, только романы на уме…
Шевельнул усами на собственную шутку и продолжал, укоризненно глядя на сконфуженного юношу с мусорным ведром:
— Нет, молодой человек; я на романы не размениваюсь. Должен вам сказать, что серьезный читатель и не возьмет в руки роман, не?е?ет; и не посмотрит в сторону романа. Я мемуары пишу, если вам интересно. И мне есть что сказать человечеству!
Судя по тому, сколько бумаги ушло в мусорник, человечеству предстояло внимать долго, подумал Карл, закрывая за собой дверь.
Телеграммы не было. Нет, ответила мать, никто не звонил.
Несколько раз он пытался представить себе незнакомых Настиных родителей, но ничего не получалось, словно кто?то затер лица на фотокарточке, и без того чужой.
4
С родителями все обошлось как нельзя лучше — Настя сама удивилась. Отсутствие «серьезного парня, инженера» было воспринято скорее с облегчением. Узнав, почему не приехал, бабка одобрительно кивнула: «Что ж… Степенный, сразу видать. Где ж это видано, с батькиных поминок в гости нестись». Отец одобрительно похмыкал, разглядывая этикетку на роме, и уважительно отставил бутылку в сервант, а на стол водрузил водку. Мать посмотрела укоризненно и отвела взгляд.
— Ты кушай, доча, кушай.
— Давай, Настена, наворачивай! — отец раскрепощенно сдернул галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Ишь, мать настряпала под завязку, ешь — не хочу.
Твердой, привычной рукой налил себе рюмку. Потянулся с бутылкой к жене, но та покачала головой:
— Нет; налей мне вина, Сережа.
Чокнулись; даже бабка пригубила «сладенького», как в поселке называли вино.
— Ешь давай, — повернулась она к Насте, — чем у вас там студентов кормят, что ты отощалая такая. В тот раз приезжала девка девкой, а теперь…
Вот тут?то и удалось ввинтить нужное.
— Студентов кормят кошельки, — весело сказала Настя и щедро плюхнула себе на тарелку горку винегрета, — а в кошельках у них пусто, разве что в день стипендии что?то шуршит. Вот потому?то я, — она не торопясь прожевала и потянулась за хлебом, — потому?то я и перевелась на вечернее.
Правильное слово подвернулось как?то само собой: перевелась. Поступила, дескать, на дневное, а уж какая жизнь у студента, на тридцать пять рублей в месяц (новыми, конечно), известно. Кто бы и рад подработать, да только когда? Что, вагоны по ночам разгружать, как некоторые парни?
Родители оторопели, только отцовская вилка звякнула о край тарелки.
Кто бы и рад подработать, да только когда? Что, вагоны по ночам разгружать, как некоторые парни?
Родители оторопели, только отцовская вилка звякнула о край тарелки. Настя с аппетитом хрустела винегретом.
— Не только из?за денег, конечно, — продолжала рассудительно, — надо ведь и о будущем думать. Не успеешь чихнуть, как подойдет распределение. В такую дыру зашлют, что сам рад не будешь, и тогда уж деваться будет некуда. Ну ты сама подумай, — она повернулась к матери, все еще сидевшей неподвижно, — протрубить пять лет за одну стипендию, а потом осесть в деревенской школе?.. Мам, огурчики сама засаливала?
— А для кого я хребтину гну? — Отец угрожающе возвысил голос. — Мы тебе разве в чем отказывали? Денег мало посылали? Нет, ты скажи, скажи!
— Сама, — некстати ответила мать и осеклась.
Отец сердито зыркнул в ее сторону. Бабка ухмыльнулась. Настя аккуратно подцепила сыр на вилку. Сегодня он хорошо нагрузится. Какое счастье, что Карл этого не видит. У них в семье все иначе, все культурно. Ну и ладно; а мы на болоте живем, у нас по?нашему. Сыра не хотелось, но положила ломтик себе на тарелку и продолжала серьезно и веско:
— Я не хочу у вас на шее сидеть, как другие студенты. Между лекциями бегают на почту — вдруг мама с папой денег подкинули?.. — Передернула снисходительно плечами. — Кстати, Карл учился тоже на вечернем, зато и остался в городе, а то пришлось бы вкалывать где?нибудь у черта на рогах. Да ты закусывай, пап; вкусно?то все как!
— Закусывай, Сережа, — наперебой заговорили бабка с матерью, — вон селедочку бери, помидорчики маринованные…
Настя торжественно вытащила якобы забытые в суете шпроты (пригодился громоотвод, пригодился, да в запасе еще кое?что оставалось), отец снова наполнил рюмки. Выпили за праздник — радио было включено громко, оттуда неслись звуки транслируемой демонстрации, — потом «за твои успехи, доченька». Мать принесла из кухни горячую картошку, печенку в соусе: «как ты любишь» и рассказала, какую очередь пришлось выстоять. Когда перешли к чаю с пирогами, настроение за столом установилось совсем благостное, если не считать, что отец время от времени крутил недоверчиво головой, хотя хмыкал одобрительно, слушая подробные Настины рассказы о заводе («я только в утреннюю смену работаю — студентам идут навстречу»), о зарплате, об общежитии, которое не сравнить по условиям со студенческим. И как растрогалась мать, когда в этом месте Настя прервала увлекательное повествование и попросила: