На обратном пути хватило времени подумать обо всем сразу, хотя трудно было избавиться от вида унылых бежевых стен коридора, у которых стояли, прислонившись, ожидавшие своей очереди женщины — все в домашних халатах и тапках. Одни оживленно переговаривались, другие переминались с ноги на ногу и смотреть друг на друга избегали. Не было ни одного стула, ни даже скамейки. Интересно, все ли принесли, как Зинка, пятерку на наркоз — вдруг не нашлось пятерки, а ведь если наркоз, то… это больно? И почему в больнице наркоз не дают?
Через два дня Зинка все растолковала: наркоз просто так, «за бесплатно», не дают, хоть разбейся; откуда я знаю, почему? Небось врачам тоже жить надо, вот почему. А у кого пятерки нет, те покряхтят да поохают, не треснут. Лишь бы потом все чисто было, секешь?
Говорить Зинке было нелегко: она ела бутерброд с толстым куском ветчины и черпала ложкой баклажанную икру из пол?литровой банки, периодически откладывая ложку на перевернутую латунную крышку, чтобы поправить сползающую ветчину.
Лишь бы потом все чисто было, секешь?
Говорить Зинке было нелегко: она ела бутерброд с толстым куском ветчины и черпала ложкой баклажанную икру из пол?литровой банки, периодически откладывая ложку на перевернутую латунную крышку, чтобы поправить сползающую ветчину.
У них в комнате, как и во всех остальных, стояли четыре кровати. Одна, у самой двери, всегда пустовала. Кровать у шкафа занимала тихая девушка Даце. Известно было, что Даце приехала из деревни, работала на сборке радиоприемников и пела в заводском хоре, чем особенно гордилась. Из?за частых спевок Даце часто отсутствовала вечерами. Иногда она оставалась ночевать у тетки — та жила совсем близко от клуба. По?русски Даце говорила хорошо, но с акцентом; вероятно, из?за этого разговаривала неохотно, но Зинку это не смущало:
— Ты, мать, пой, да дело разумей: предупреждай, когда у тебя спевки. А то придешь не вовремя…
Даце заливалась румянцем, а Зинка хохотала:
— Ну ты даешь, мать! Не красней, не красней: ты в своем хоре споешься с кем?нибудь, так сама запираться будешь!
Вечерами, когда Настя ходила на лекции, Зинка запиралась со своим Толяном, или, как она называла его, говоря с другими, Анатолием. Видела Настя этого Анатолия: тощий верзила с хриплым голосом и столь немногочисленными зубами, что неловко было смотреть, как он смеется, а смеялся он охотно, в том числе и над своей беззубостью. Зато беззубый Анатолий в свои двадцать девять лет думает о будущем. Сначала, говорит, кооператив построим («правильно, Зинуля?»), а потом и зубы можно вставить. Зинка над ним трясется. Сама она не красавица: небольшого роста, коренастенькая и так плотно сбитая, что для шеи и талии пространства не осталось. Это компенсировалось быстротой движений, живым веснушчатым личиком и смышлеными карими глазами. Густые русые волосы торчат от начеса короткими острыми шипами: «Толяну нравится». Работала Зинка не на конвейере, а в заводской столовой, и гордилась этим не меньше, чем Даце своим хором. «Вот посмотришь, мать, какую я сервировочку закачу на нашу свадьбу. Все сама сделаю, я уже почти договорилась — можно будет в малом банкетном зале».
Зинка любила говорить о том, как они с Толяном поженятся, о свадьбе — у них все было решено и ничего не могло измениться, и Насте казалось, что даже дежурная в общаге знала об этих планах и потому никогда не заглядывала в их комнату во время ежевечернего рейда.
— Ну вот, — Зинка облизала ложку, — теперь хоть жить можно, а то я жуть как наголодалась: ничего есть не могла. Ты что читаешь?
— Могу вслух, — улыбнулась Настена, — слушай.
«Рыбу унесли — чудесную дуврскую камбалу. И Билсон подала бутылку шампанского, закутанную вокруг горлышка белой салфеткой.
Сомс сказал:
— Шампанское сухое.
Подали отбивные котлеты, украшенные розовой гофрированной бумагой. Джун отказалась от них, и снова наступило молчание.
Сомс сказал:
— Советую тебе съесть котлету, Джун. Больше ничего не будет.
Но Джун снова отказалась, и котлеты унесли.
Ирэн спросила:
— Фил, вы слышали моего дрозда?
Босини ответил:
— Как же! Он теперь заливается по?весеннему. Я еще в сквере его слышал, когда шел сюда.
— Он такая прелесть!
— Прикажете салату, сэр?
Унесли и жареных цыплят.
Заговорил Сомс:
— Спаржа неважная. Босини, стаканчик хереса к сладкому? Джун, ты совсем ничего не пьешь!»
После паузы Зинка спросила с интересом:
— Что за книжка?
— Голсуорси. «Сага о Форсайтах».
— Ну и имена у них у всех — язык сломаешь! Я чего не поняла: он советует котлету съесть, а потом вдруг: «цыплят унесли».
Выходит, и цыплята были?
Настя пожала плечами:
— Вообще не понимаю, зачем еды столько — и рыба, и котлеты, и цыплята? «Прикажете салату, сэр?»
— А вот здесь ты, мать, не права, — строго ответила Зинка. — Нормальный ужин, и подают по всем правилам: сперва рыбу, потом мясо.
— Зачем два раза мясо? Котлеты же были, в розовых бумажках.
— Котлеты мясные — свинина там или баранина, а…
— А цыплята что — фрукты? Цыплята тоже мясо.
— Цыплята — это птица, как мясо и не считаются, потому подают отдельно. Это нам шеф?повар объяснял. Вот на нашей свадьбе я тебе полный курс обеспечу: и рыбу, и мясо, и птицу.