Когда они выходили из кафе, навстречу шел Баев. Приветливо улыбнувшись, он вручил ей яркий пакет из пластика и снова затерялся в толпе.
Внутри лежал томик Ахматовой.
Весь обратный путь в поезде домой прошел под знаком волшебных стихов:
Покорно мне воображенье
В изображенье серых глаз…
Стихи завораживали; колеса стучали быстрее, словно поезд не хотел вслушиваться в неторопливый ритм стихов, а спешил кого?то обогнать.
Тревожные, смутные, беспокойные стихи.
На дне пакета в тот же вечер, после ярмарочного дня, Настя обнаружила визитную карточку с его телефонами, московским и берлинским. Позвонила, поблагодарила за подарок.
Так начались их… что, дружба? Отношения? Сложно подобрать верное слово — при том, что романа в бытовом, общепринятом смысле слова не завязалось. Продолжалось общение, главным образом телефонное, разбавленное нечастыми вначале встречами, когда Баев приезжал: «Я люблю бывать в вашем городе». Безо всяких многозначительных красноречивых взглядов (мол, из?за вас люблю приезжать) или намеков, тем более что вскоре после Лейпцига Степан Васильевич похоронил жену. Боль утраты, стресс потребовали перемены обстановки и длительного отдыха на курорте. Настя об этом узнала в разгар лета, вернувшись с хутора в пустую от соседей квартиру, прямо к телефонному звонку.
У одних людей жизнь складывается , другие складывают ее сами, в этом Настя была убеждена. Вот почему первые могут радоваться или сетовать, в зависимости от обстоятельств, а другие молча и упорно кладут кирпичи, слой за слоем; если кладка выходит неудачной, разбирают и строят заново. Себя она относила к этим другим. Если бы она позволила своей жизни складываться , сидеть бы ей на «болоте» по сегодняшний день. Отъезд из дому, университет, новая работа — всему этому Настя была обязана только самой себе, и лишь немецкую тетку можно считать подарком судьбы.
Так ведь судьба награждает далеко не всех, а только тех, кто заслужил.
В детстве она любила сказки — чем волшебней сюжет, тем лучше. Герои сказок, она заметила, тоже не сидели сложа руки в ожидании, пока их жизнь сложится — они истаптывали железные башмаки, глодали железный хлеб, ломали железные посохи, громоздя один невероятный подвиг на другой, на то и сказка. Ложь, конечно; да в ней намек. Сколько раз герои проходят три царства: медное, серебряное и золотое, с соответствующим уровнем благополучия каждое. Вполне, казалось бы, неугомонный молодец мог осесть в благоденствующем серебряном царстве, ан нет: идет дальше. Так и бравый солдат из «Огнива»: сначала жадно набивает ранец медными деньгами, а потом вытряхивает их, чтобы наполнить серебром — до того момента, пока не увидит золото. Лучшее — враг хорошего.
Ростик не любит эту сказку. Когда был маленький, плакал: «Зачем он ведьму убил? Обманул, обманул; огниво не отдал, себе оставил, а ей голову отрубил. Это нечестно!».
Карл его поддержал: «А ведь он прав. Зачем было ведьму убивать?». Послушать мужа, так можно было не заглядываться на серебро и золото, насыпать в ранец медяков, вручить старой карге волшебное огниво и чинно уйти, шаркнув ножкой. Сам он, Настя не сомневалась, именно так бы и сделал. Он всю жизнь проведет в медном царстве, причем не царем, а так, обитателем. И на работе сделал такую же головокружительную карьеру: инженер — старший инженер — руководитель группы, это его потолок. Да и не только его — так живут многие, потому что не видели другой жизни — ни серебряного, ни золотого царства. Девочки из экскурсионного бюро, побывавшие в Болгарии или в Польше, возвращаются пришибленные, больные. Это самое трудное — вернуться назад и опять жить, как до поездки, словно не было никакой Польши, никакой Болгарии. Жить и знать, что ты обречен на эту жизнь, а здесь никогда не наступит ничего похожего на самую простенькую Болгарию.
Настя хорошо знала это по себе. Выйти из поезда «Берлин — Москва» было все равно что вернуться на «болото», в поселок городского типа , откуда не добраться ни до какого царства, даже самого завалящего медного.
Но ведь где?то ждало серебряное, потом золотое… Продолжая ряд, можно было допустить и существование бриллиантового царства — разве стремление к лучшему имеет предел?
Лучик бриллиантового царства сверкнул, когда Степан Васильевич подарил ей обручальное кольцо. Оно было совсем не похоже на то, которое Настя носила на пальце и только недавно сняла, как новый муж и новый брак отличались от прежних.
После того как Баев вернулся из отпуска, он стал приезжать чаще. Здороваясь, произносил одну и ту же фразу: «Друзья встречаются вновь», словно задавал тональность их встречам: дескать, по?прежнему друзья, никакого подтекста. И во время его пребывания ничего не происходило такого, что выходило бы за рамки сложившейся традиции их отношений: прогулки по взморью, экскурсионные поездки по самым живописным местам, ресторан, иногда концерт. И вместе с тем присутствовало что?то неуловимое, о чем Настя безошибочно знала, хотя ничем не выдавала своего знания; нечто, что рано или поздно должно было определиться. Она твердо решила дождаться этой определенности , которая — она была уверена — последует. Иначе… иначе быть не могло; я вам не Анна Каренина.