— Да и не тыщи ведь, не тыщи! — оправдывался отец.
— И сколько нам самим надо? — подхватывала мать и сама же отвечала: — Все равно что ничего. Поверишь, Лара, курей — и то держать не хочу. А тут еще бок разболелся.
Это напомнило Ларисе о привезенных каплях.
— Молодежь цену деньгам не знает, — отец опять закурил. — Что понятно: откуда у них деньги, они настоящих денег?то и не видели. — Павел помолчал, щурясь не то от дыма, не то вспоминая «настоящие деньги». — А подарки не отдарки, так и скажи. Что я, побегу сервиз покупать? Хотят — пускай свадьбу играют, не хотят — деньги места не занимают; пусть лежат, пригодятся.
Все сошлись только в том, что Карлу нужен приличный костюм, а то, стыдно признаться, в ЗАГС не в чем идти.
— Вот, а ты говоришь! — засмеялся отец. — Из?за паршивых денег мой внук и жениться не моги, так получается? Бери, бери! — и решительно сунул дочери в карман «паршивые деньги».
Карлушка никогда не знал, как называется это озеро. Озеро и озеро, всегда таким было: летом на берегу густой аир, мягкое дно, дощатый помост на замшелых столбах. В детстве он был уверен, что это недостроенный мост, и ждал, когда же его достроят.
Они медленно шли вдоль берега.
— Здесь разве никто не живет, кроме ваших? — наконец спросила Настя.
— Почему? Живут. Вот у того берега видишь дом? Мыза «Подсолнухи».
— А за лесом?
— За лесом колхозное поле. Ну и хутор чей?то. Только там новые хозяева, я их не знаю.
«Мыза»… Само звучание чуждого слова раздражало Настю. «Хутор» остался в книге, близ Диканьки; однако вот этот просторный дом — «Сосны у озера» — тоже хутор, и он чрезвычайно ей понравился, понравился как раз удивительной для деревни основательностью, какой и в помине не было в старом бабулином доме, который и домом?то назвать большая честь. Домишко, чего уж. Домишко, отбрасывавший поселок городского типа на его настоящее место, в деревню, где ему и полагалось находиться. Но говорить об этом ни к чему.
Как раз уместно было рассказать, что ее работа закончена, теперь уже по?настоящему. Тезисы нужно представить на русском языке тоже («в комиссии не все читают по?английски», пояснила скромно), тезисы и несколько фрагментов.
— А мне дашь прочитать? — спросил он.
— Ты сначала книжку прочитай! — упрекнула Настя. — Ведь так и не прочитал?
Пришлось опять, в который раз, обещать, что «завтра же» пойдет в библиотеку.
Возвращались кружным путем, через рощу. Тропинка поднималась в гору. Прошлогодняя хвоя скользила под ногами, и, чтобы не оступиться, нужно было крепко держаться друг за друга, а еще лучше — останавливаться и целоваться, после чего требовалось перевести дух и только потом идти дальше, но никому из двоих дорога не показалась длинной.
Дом (он же хутор) возник перед Настей как?то внезапно и другой стороной, ярко и четко освещенный заходящим майским солнцем: солидный фундамент из тесаного камня, высокие окна на обоих этажах, на вершине пологого склона — высокое дерево с табличкой?оборотнем: то ли «Сосны», то ли «У озера».
Не Робин Хилл, конечно; ну и что? Зато у них там озера не было.
Собираясь к старикам, Карлушка загадал: если увидит гравиевую дорожку, то все остальное будет вспомнить легко: ступеньки, ведущие на террасу — или прямо в комнату? В комнату, да; но вначале нужно было пройти — прошлепать босиком — веранду с разноцветными стеклами.
Или я все это придумал? Солнечный день, цветные стеклышки, влажные ступеньки да та же гравиевая дорожка — все это видел когда?то в кино или у кого?то на даче, а по?настоящему существовал — и сейчас существует — только черный мячик с полустершейся полоской? Могло быть и так; однако пол в той комнате был теплым, и он сам водил маленькой рукой по разноцветным веселым пятнышкам. Он с удивлением смотрел на свою ладонь — нет, взрослая ладонь не помнила тепла, и поэтому так нужно было найти и увидеть все, что помнилось, начиная с гравиевой дорожки.
Карлу казалось, что он хорошо знает дедов хутор, однако вспомнить, где там у них гравий, не мог и проклинал себя за ненаблюдательность. И ведь так всегда: вытираешь руки привычным полотенцем, а если захочешь вспомнить, какие на нем полоски, ни за что не вспомнишь. И здесь то же самое: нужен толчок, импульс узнавания , чтобы ожила вся картинка, как он про себя это называл; ведь вспомнил, вспомнил и ступеньки, и комнату! Спокойно, не торопясь обойти знакомый дом и двор, чтобы суметь увидеть его таким, каким он был двадцать с лишним лет назад.
Однако медленно и в одиночестве обойти хутор не получилось. Расчет на легкий и беспредметный «гостевой» разговор тоже не оправдался: хотя дед с бабкой, похоже, в честь Настиного приезда заключили что?то вроде перемирия, свара готова была вот?вот разразиться. Как на бочке с порохом живут, привычно удивился он и с готовностью выскочил было в погреб за сметаной, но поймал красноречивый взгляд матери: Настя.
Во время обеда он мысленно перечислял не то, что удалось восстановить в памяти — теперь оно никуда не денется, — а то, что, наоборот, никак вспомнить не мог. Например, дерево с табличкой не укладывалось ни в одну из картинок. У входа в дом не увидел — не то с сожалением, не то с облегчением — гравиевой дорожки. Веранды на хуторе не было, зато всегда, сколько он помнил этот дом, с задней стороны находилась просторная терраса; несколько широких ступенек — каменных, не деревянных — вели в сад.