Не свои — принадлежащие Англии, по его завещанию.
Англии, которой он так предан.
Англии, воздух, трава и вода которой для него бесконечно дороги.
Что бы сказал он сам, случись ему услышать слово «патриот» в свой адрес? «Rubbish», наверное; «вздор». Только никто этого слова не произнес.
Глава, посвященная Сомсу и Англии, у Присухи называлась «Соль земли». Конечно, для «Ученых записок» пединститута не годится, надо подобрать какой?нибудь более безобидный фрагмент.
Жизнь, казалось, обрела дополнительное измерение. Монография была извлечена из книжного шкафа, и Присуха начал придирчиво перелистывать текст, знакомый, как альбом с семейными фотографиями. Кстати, куда подевался этот альбом — неужто загнал на антресоли? Давно не попадался на глаза, а тут вдруг очень захотелось перелистать плотные картонные страницы.
Кстати, куда подевался этот альбом — неужто загнал на антресоли? Давно не попадался на глаза, а тут вдруг очень захотелось перелистать плотные картонные страницы. Потом, потом; сначала отправить статью. Дмитрий Иванович перебирал главу за главой и поймал себя на том, что улыбается. В памяти всплывали начальные тезисы, вычеркнутые куски, даже черновые фразы. Работа разрослась, но это только закономерно — теперь она охватывала не только «Сагу», но и «Современную комедию».
Жизнь менялась, и Дмитрий Иванович не уставал удивляться ощутимости этих перемен. Когда окончательно подтвердили его новую должность на новой кафедре, родилась дерзкая мысль: а не купить ли костюм? И не в том дело, что заведовала кафедрой дама, и не в ее солидном возрасте дело: будь она хоть чаровницей Ирэн, Дмитрий Иванович одичал и отвык от общения с прекрасным полом, да?с. Костюм захотелось купить, потому что он попытался увидеть себя со стороны, как вскоре увидят его новые коллеги и студенты. Ну и дамы, разумеется; как же.
Волосы не сильно поредели, зато седины хватает. Эспаньолка — он подумал было, не расстаться ли с ней, но отмел вздорную мысль. Привык, да и седина не мешает — скорее наоборот, хотя бес в ребро, пожалуй, не грозит. А вот единственный костюм в свете последних перемен едва ли можно было назвать костюмом: он тоже «поседел» на швах, и брюки обтрепаны до неприличия. Для вечерней школы, впрочем, годился: каков поп, таков и приход. Отдавая должное справедливости, «поп» в подметки не годился «приходу»: молодые люди являются на занятия не в спецовках и не в промасленных комбинезонах, а в модных джинсах, с которыми, на взгляд старомодного Присухи, плохо сочетаются элегантные пиджаки.
Костюм, однако, может подождать до начала семестра. Теперь, когда все определилось, нужно было уволиться из школы; дело нехитрое. Написал заявление и, подумав, решительно поставил внизу сегодняшнее число. Расписался на листке и сунул в портфель, непривычно легкий.
Дмитрий Иванович недолюбливал весну. Беспардонно яркое солнце отчетливо высвечивало новые морщины, бледную, парниковую какую?то, кожу рук и уже замеченную раньше седину. Иными словами, весна бестактно напоминала о возрасте.
Стало тепло, но плащ… Плащ провел зиму не на вешалке, а на штыре в кладовке, и, надев его, Дмитрий Иванович выглядел так, словно у него вырос горб. К черту, в химчистку. Однако надев пальто, сразу почувствовал себя неуклюжим и громоздким.
Кое?как разгладил спинку плаща и затянул потуже пояс.
Ветра не было. Шарф он оставил дома — и правильно сделал.
От яркого солнца стали четко видны грязные подтеки на трамвайных вагонах, трещины на асфальте и пыльные, в разводах, стекла. Все требовало ремонта: тротуар, собственный Присухин плащ с разорванной подкладкой, бакалейный магазин, витрина которого уже обещала: «РЕМОНТ».
Кончились папиросы, и Присуха направился к газетному киоску на следующем углу.
Весна символизирует обновление природы — не символизирует даже, а попросту осуществляет это обновление. Но ремонт и есть обновление — не случайно как раз весной люди начинают ремонтировать квартиры. Присуха с виноватой тоской подумал о своей квартире, едва ли помнившей, что такое ремонт… Он и сам забыл. Однако представить в своем хорошо организованном хаосе ведра с краской или пятнистую стремянку рядом с книжным шкафом отказывался. Мне же не жениться. Да и весна ни при чем, всему виной моя стариковская брюзгливость. Сам с собой Дмитрий Иванович называл себя стариком, отлично сознавая собственное кокетство. Для окружающих я просто пожилой мужчина, даже лысеть почти не начал. Вот и Сомс в конце жизни был известен немногословной ворчливостью — впрочем, Сомс и не знал, что его жизнь так скоро оборвется.
Что до брюзгливости, так ведь у пожилых, это правда, недовольные лица. Потому и запомнилась ему в том зимнем автобусе женщина приветливым и спокойным лицом, без озлобленности, без раздражения.
Потому и запомнилась ему в том зимнем автобусе женщина приветливым и спокойным лицом, без озлобленности, без раздражения.
…Можно было бы перед школой — он мельком глянул на часы — заехать в универмаг. И представил, как поднимается по лестнице в толпе раздраженных, недовольных людей… Нет.
А вот и ремонт, удовлетворенно отметил Присуха при виде белых меловых следов на асфальте. И там тоже: стекла забрызганы. Обновляются квартиры, природа; а больше ничего, ровным счетом ничего не происходит. Каждую весну газеты шелушатся одними и теми же фразами: труженики села радостно (или с гордостью) рапортуют партии и правительству — и лично, лично текущему Ильичу — интересно, как он реагирует на эти «личные» признания? — о необъятных засеянных площадях: столько?то гектаров, потом вдвое столько да еще полстолько… И все — в едином порыве, и все — как один. И те же газеты с возмущением осуждают «потребительские тенденции у некоторой части нашей молодежи». Дескать, затесались в ряды нашей молодежи (непременно «в ряды») и такие, которые не берут пример со своих ровесников, строящих БАМ, а глядят в другую сторону — в сторону гнилого Запада.