Зинка погрузилась в свадебные мечты, а Настена вернулась в столовую к Сомсу, где, несмотря на безукоризненную, если верить Зинке, подачу блюд, никто едой не интересовался, что можно было бы простить влюбленному нахалу архитектору, но остальные?то? Джун, конечно, переживает: Ирэн, с собственным мужем под боком, строит глазки ее жениху, милое дело.
Настя почувствовала, что хочет есть. Зря отказалась от Зинкиного лечо. Невольно сравнила сегодняшнее застолье с форсайтовским и хмыкнула про себя: что?что, а «птица» — курица с рисом — была, и крылышко было вкусное, поджаристое. И салат вкусный. «Прикажете салату, сэр?»
На тумбочке лежал том Голсуорси из университетской библиотеки — на английском. Его?то и следовало читать для подготовки курсовой работы, но какой дурак будет ползать по словарю, чтобы понять, что они там едят (вернее, отказываются есть), если книжка есть на русском? Перед встречей с руководителем надо будет, конечно, прочесть по?английски главу?другую, тем более что там кто?то еще до Насти подчеркнул трудные слова и любезно написал на полях перевод, а то иди знай, что такое asparagus, десерт или рыба?
«Сага» на русском была точь?в?точь такая же, как та, что она увидела в школьной библиотеке: толстая, в зеленом переплете с обтерханными уголками. Из трех слов названия не вызывал сомнения только предлог. Открыла наугад, пролистала несколько страниц, наткнулась на непонятный тревожный диалог, а потом целую неделю ходила, как околдованная, боясь только, что книга вот?вот кончится. Она кончилась, но ничего другого читать долго не хотелось: «Сага» не отпускала. Когда Настена пришла ее сдавать, библиотекарша обрадовалась:
— Так быстро прочитала? Вот молодец, а то на эту книжку очередь — Валентина Петровна спрашивала.
Эта? — изумилась Настена, но изумилась про себя.
Валентина Петровна вела литературу. Почему эта вечно раздраженная женщина выбрала такое занятие, вместо того чтобы принимать посылки на почте или работать на том же шарикоподшипниковом заводе, где мать, Настя не понимала. Уроки у Валентины Петровны были такие, что все писатели странным образом походили друг на друга, как сами уроки, но Валентина Петровна славилась строгостью и «высокой требовательностью к учащимся», как она сама с гордостью об этом говорила. «Ты что, сдохла бы, если бы Пушкина немножко почитала?!» — дотошно вопрошала Валентина Петровна на уроке и ждала ответа. Благодаря ей появилось выражение «болотный контингент», куда школьная администрация заносила имена слабых и не очень слабых троечников, обреченных на поразительно похожие характеристики. Большинство этих выпускников, действительно, оседали «на болоте», благо работы здесь хватало. Настя поежилась: если б не хороший аттестат в сочетании с «исключительной усидчивостью», гнить бы ей сейчас в том же контингенте.
И этой Валентине Петровне — «Форсайтов»?!
Спустя два с лишним года, увидев в списке курсовых работ тему «Семейная драма как отражение социальных конфликтов на материале романа Голсуорси «Сага о Форсайтах», Настя без колебания вписала свою фамилию.
Так на тумбочке поселился Голсуорси на родном для автора языке, а рядом — на родном Настином.
«Очень перспективная тема, — одобрил руководитель, — может лечь в основу дипломной работы. Социальный аспект — это сейчас самое потенциальное направление…»
Преподаватель носил странную, не удобную в обиходе фамилию Присуха и седоватую эспаньолку, которая прежде была светло?русой, а к тому времени, как обладатель достиг ученой степени, поседела, отчего вид имела то ли выгоревший, то ли запыленный, как и негустая шевелюра, некогда бывшая буйной копной. Вообще при несуразной фамилии внешность доцент Присуха имел совершенно ординарную, если не считать эспаньолки: сероглазый, усталый, костюм носил тоже серый, а сорочку светлую, в частую полоску, и галстук тоже полосатый, но по диагонали, как шлагбаум. Кузнецова, похоже, студентка ответственная, если рискнула взять такую тему, думал руководитель, хотя откуда в ее возрасте понять трагедию Сомса?
Студентка Кузнецова, в свою очередь, слушала, как легко доцент Присуха говорит на языке книги, которую он, пожилой человек, просто не способен понять.
Договорились, что Настя займется библиографией, а встретятся они сразу после Нового года.
…Чтобы перестать думать о сегодняшнем вечере, она сосредоточилась на английском тексте: «…she behaved as if she didn’t care whether she broke her neck or not! What was it she said: «I don’t care if I never get home?»».
Зинка чем?то шуршала и шелестела, потом крикнула: «Держи!», и Насте на одеяло упала половинка шоколадной плитки в разорванной фольге.
— Не знаю, чем тебя там угощали, только ты замороженная какая?то, — заметила Зинка. — Он чего себе думает?
Настя перечитала конец фразы: «…she said: «I don’t care if I never get home?»» — и только потом взглянула на подругу:
— Кто?
— Кто, кто… Дед Пихто! Сколько вы уже ходите, два года? А жениться он собирается?
«And I’m not altogether surprised…» — Кто не удивлен, этот Тимоти, или как его там?
— Мы еще ничего не решили, — сдержанно ответила Настя.