Оба вежливо и твердо отказывались от клубники, поливаемой из ночного горшка.
…Как?то раз они спросили девушку об очередном кавалере: не жених ли?.. И до чего же хороша была она в тот день, в платье с матросским воротником, с прямыми белокурыми волосами, перехваченными шелковой лентой! Улле подняла удивленные синие глаза: «Как, пожаалуста?». Потом надменно передернула плечами. Дословный ответ Присуха не помнил, но смысл был прост: он — голодранец, а я — хозяйка дома, наследница своих родителей.
Они с другом изумленно переглянулись: маленькая провинциальная барышня стояла величественная, как королева Виктория.
Хорошо, что никто из них двоих не успел влюбиться в нее: оба были «голодранцами», и прививка, сделанная вовремя, оказалась эффективной. Хотя, говоря по правде, немножко влюблены были оба, не заметить было невозможно.
…Дмитрий Иванович и сейчас с нежностью вспоминал ее имя: губы, готовые к поцелую, тихий всплеск волны. Улле.
Полюбовались — и закрыли картинки студенческой юности; вернемся к работе.
Это любопытный, кстати, момент, думал Присуха, шагая по комнате, интересный сам по себе. Меняется ли отношение собственника к объекту собственности в зависимости от того, чем именно он владеет? Иными словами, как масштаб собственности (пишущая машинка — велосипед — лошадь — дом — флигель — автомобиль) отражается на личности владельца? И можно ли продолжить этот бесконечный ряд иным видом собственности — людьми? Крепостные крестьяне и рабы в определенных общественных системах такой же объект собственности, как любой другой, ибо являются предметом купли и продажи.
Эва куда меня занесло, изумился Присуха. И был великий политэконом… Здесь легко передернуть. Лучше выбросить к чертовой матери. Он решительно перечеркнул несколько листов и читал дальше.
А вот пошли страницы, махровые от кавычек, с частыми пропусками — здесь собраны забавные нелепости перевода. Этот раздел легче остальных для проверки, зато много придется вписывать. Может, в самом деле раздобыть английскую машинку и впечатывать, как советовала Таисия Николаевна, цитаты в каждый экземпляр?
Он улыбнулся, вспомнив, как машинистка снисходительно похвалила «Сагу»: «Такое совпадение, знаете: я только что прочла роман. Очень, очень добротная вещь». Дмитрию Ивановичу пришлось долго и старательно закуривать, чтобы не рассмеяться. До седых висков дожил, а все не мог избавиться от смешливости и несколько раз попадал в неловкое положение — как вчера на заседании кафедры. Выслушав заявление машинистки, он выдохнул дым, вместо рвущегося наружу смеха, и кивнул: «Шведская академия с вами полностью солидарна». Хорошенькая женщина не поняла, при чем тут Швеция, но смуглое лицо чуть зарумянилось. Она независимо вздернула голову и добавила: «Это мое впечатление. И я как человек пишущий…» — она сделала паузу, и Присуху подмывало вставить: «…и печатающий», но в этот момент зазвонил телефон. Очень вовремя зазвонил, ибо после такого заявления полагалось бы сделать уважительное лицо и спросить: «Вот как? А что вы пишете, если не секрет?». Вряд ли Таисия Николаевна стала бы делать секрет из своего творчества, и бог знает куда завела бы доцента беседа с хорошенькой женщиной, если бы не телефон.
Пока машинистка разговаривала, Присуха незаметно рассматривал ее. Черные кудрявые волосы (завивка?), помада густого винного цвета, едва заметная поземка пудры на смуглой щеке — все это выглядело особенно ярко на фоне белого зимнего окна. Судя по имени и внешности, грузинка или армянка. Курила тоже странно, как будто делала мелкую привычную работу, вроде пришивания пуговиц, и резким коротким жестом гасила папиросу в пепельнице, словно втыкала иглу. Замужем? Кольца нет; но такие руки и не нуждаются в кольцах. Наверняка замужем. Впрочем, не мое дело.
Тогда он не почувствовал ничего, кроме раздражения, а теперь изумился слову, которое она выбрала: «добротная вещь». Что это, убогий язык или полное неумение выразить собственное впечатление? «Я как человек пишущий…» Страшно вообразить, что она пишет, но что?то добротное, по всей вероятности.
…Теперь нужно встать и не спеша пойти на кухню, зажечь газ под чайником, перекусить и немного передохнуть.
И потом, когда был выпит чай и прожеваны бутерброды с килькой — до чего ж они вкусны и как противно их делать, — он даже сполоснул посуду, а потом долго мыл и вытирал руки, малодушно оттягивая момент возвращения к столу и встречу с самой трудной главой.
Начав читать, однако, с трудом заставил себя оторваться: не сейчас, благо сроки не поджимают, в отличие от студенческих работ. Как принес их вчера с кафедры и вынул из портфеля, так и не притрагивался. Всего два реферата, один из них Кузнецовой. Довольно амбициозной барышней оказалась эта Кузнецова, кто бы мог ожидать. Узнав, что ее работу на конкурсе «прокатили», она пожала плечами, словно результат ей безразличен, однако Присуха видел, что она уязвлена; ничего удивительного. Дал ей на выбор один из двух рефератов и пытался угадать, какой выберет: «Чувство собственности у молодого поколения Форсайтов» или «Поэтичность «Интерлюдии» в «Саге о Форсайтах»». Выбор?то дал, только не учел, что на втором стуле уже полчаса изнывала заочница, с опозданием приехавшая за темой, и, покуда Кузнецова думала, та возьми да впиши свою фамилию против «Интерлюдии». Главное, ясно как день, что клюнула на тему из?за объема — самая короткая часть.