— У вас дети?
— Дочка, семь лет. Живет у моих родителей: не хочу, чтоб она видела своего отца скотиной.
Ленечка регулярно видел своего отца скотиной. Мать никогда это не смущало.
У нас никогда так не будет. Никогда.
Марина (так звали хозяйку) приехала на следующий день. Никакого предубеждения против деревянного дома у нее не было. Печку топить она умеет («у моих родителей печное отопление»). Трудно было понять, действительно ли ей нравится Олежкина квартира или затянувшийся обмен довел ее до отчаяния.
Согласилась выпить кофе («курить у вас можно?»), в то же время обводя кухню прицельным взглядом.
— Здесь всегда так тихо?
Ольга кивнула:
— До шума один квартал, если надоест тишина. Там и трамвай, и троллейбус. А тут неподалеку озеро.
Шумно ввалился Олег: «Оль, а Оль!..». Кивнул гостье, чмокнул Ольгу в щеку. Марина погасила сигарету и встала.
Договорились, что после ремонта она посмотрит вторую квартиру. Ольга заикнулась было о муже, которому та квартира предназначалась, но Марина жестко бросила: «Перетопчется. Нам с дочкой жить, а ему пить. Это можно делать где угодно, нет?» Ольга представила раскладушку в отремонтированной квартире, мятые тряпки на полу и стоящего на пороге человека. На стенке, которую приведет в порядок интеллигентный Володя, через некоторое время снова проступит двугорбое пятно. Обратит ли на него внимание новый хозяин или, нетерпеливо открывая бутылку (пробка летит в угол), будет сосредоточен только на ее содержимом? Она слишком хорошо помнила трясущиеся красные руки, взгляд, направленный на бутылку, только на нее, родимую, и на стакан, и видела мысленно чужого человека, наливающего водку, черта ли ему в пятне на стенке?..
Жить — и пить.
Жить — или пить.
Когда?нибудь… Может быть, когда ремонт и обмен останутся позади, когда не надо будет появляться в том доме и даже на той улице — может быть, тогда квартира с пятном ее отпустит. Об этом можно было мечтать, как Ольга начала уже мечтать о понравившейся квартире.
К Олегу подступиться было нелегко. Программа не шла: то ли статистика подвела, то ли виновата была машина, регулярно сбоившая. Все же квартиру посмотрел, одобрил — и помчался в вычислительный центр: дали машинное время.
Стоит один раз найти рубль, и потом все время смотришь под ноги. Позавчера Ольга нашла не рубль даже, а пятерку, и с тех пор шныряла глазами по тротуару, как только оказывалась на улице.
На работе выяснилось, что ее искал шеф, и она послушно направилась к двери с табличкой «Заведующий лабораторией геологоразведки».
Вид у шефа был какой?то нерабочий: расстегнутый пиджак, узел галстука ослаблен. Улыбается, как именинник:
— А, Ольга! Вы, говорят, английский сдали; поздравляю! — И протянул толстый новенький журнал, продолжая говорить: — Смотрите: как раз по вашей теме, тэсэзэть, а мне для статьи срочно нужно.
Шеф учил немецкий, как почти все довоенное поколение. Начал быстро листать упругие, как новые деньги, страницы.
— Я вам задачу минимизирую. — Улыбнулся заговорщицки, весело поблескивая лысиной. — Весь перевод не пишите, сделайте выжимку. Тэсэзэть, подробный реферат. Ну да вы поняли.
Все так же улыбаясь, предложил пойти в научно?техническую библиотеку, «если нужно».
Рядом с библиотекой находился горисполком, от которого зависело, быть или не быть обмену.
— Конечно, нужно, — сказала ответственным голосом отличницы, убрала тяжелый журнал в сумку и пошла к лифту, пока не передумал.
Интересно, что шеф навесит после философии?..
По дороге не нашла никаких денежных знаков, зато быстро получила нужную справку, а на лестнице встретила… Томку!
Нахлынуло все сразу: радость, тепло, растерянность. А Томка бросилась ее тормошить, роняя бессмысленные восклицания, и потащила на улицу: «Пошли в кафе посидим, я твою рожу сто лет не видела!».
Пошли, выбрали столик — было малолюдно — и уселись.
— Иванова, ты совсем не изменилась. А мои любимые булочки стали меньше. Или мне кажется?
Это мы стали больше, подумала Ольга.
Томка взяла с тарелки плетеную булочку и пытливо спросила:
— Чем она полита?
— Свечкой, — ответила Ольга.
— Сама ты свечкой, — Томка осторожно лизнула край белой глазури, — не порти мне аппетит. Это самое вкусное, — добавила, жуя, — вот попробуй.
Томке трудно было испортить аппетит — как сейчас, так и раньше, тем более что булочки были точь?в?точь такими же, как те, что они покупали в школьном буфете.
— Слушай, Иванова… Кстати, ты ведь уже не Иванова, да?
— Иванова, Иванова.
— А кольцо? Разве ты не замужем?
Сама Томка собиралась разводиться со вторым мужем. Говорила охотно и вспомнила свою первую любовь.
— Знаешь, Олька, мы такие были дураки с Гошкой. Я сейчас думаю: нафига развелись? Ведь жили, как… как голуби.
Откусила булочку, вздохнула:
— Жили бы себе и жили. Кто мешал, спрашивается?
8
Действительно, кто мешал?
Томкина первая любовь оказалась упрямой, как она сама, и привела, не без скандала, к замужеству. На свадьбе оба комплекта родителей испепеляли друг друга враждебными взглядами. Одноклассников почти не было — все готовились к вступительным экзаменам. Олька торчала в ЗАГСе все положенное время, но на торжество пойти отказалась: на следующий день надо было сдавать математику.