В воздухе мелькнуло нечто вроде черного хлыста… Ага, из правого бока у животного росло щупальце, оно?то и поймало нож на лету за рукоятку.
— Теперь моя очередь!
Из левого бока выскользнуло еще одно длинное щупальце, подобрало первый нож. Обнажив мечи, егеря ждали, что разозленный зверь того и гляди кинется на них, но к тому, что произошло дальше, не были готовы. Щупальца почти одновременно метнули оба ножа. Первый вонзился в ствол дерева в половине дюйма от уха старшего егеря. Второй начисто срезал пучок перьев с его охотничьей шапочки.
— А я бросаю лучше! — хвастливо заявило животное.
— Д?да оно же совсем ручное… — выдавил рыжебородый егерь. — Д?дрессированное… Видать, из циркового балагана убегло…
В детстве ему довелось побывать вместе с дедом?купцом в Урсабе, соседней стране, там ни одна ярмарка не обходилась без цирковых балаганов. В Халгате же циркачи не появлялись — их вовсю гоняли святые отцы, объясняя свою политику тем, что непотребное греховное веселие отвлекает людей от угодной богам смиренной печали.
— Из балагана? — вымолвил другой охотник. В одной руке сжимая меч, в другой нож, он не сводил с животного азартного пристального взгляда.
— Ага! — подтвердил рыжебородый. — То?то оно всяким трюкам и людской речи для потехи обучено… Сбежало от хозяина — и через границу к нам! Готовь сеть, ребята. Щас мы его приручим и живьем поймаем! Может, награда от короля будет?
— Прорвет оно сеть, — сипло возразил старший.
— А мы его подманим! — не сдавался рыжебородый. Урсабийские дрессировщики, выступавшие перед публикой с медведями, зузагами и собаками, не говоря уж о зильдах, произвели на него неизгладимое впечатление. Приказываешь медведю — и тот тебя слушается, как человек! Это будет покруче любой охоты.
Присев на задние лапы, животное с любопытством ожидало, что люди станут делать. Трое егерей, выстроившись в ряд, стискивали в потных ладонях оружие, младший, как мог, успокаивал гувлов.
— Ты сытая зверушка… — Властно глядя зверю в глаза, рыжебородый убрал нож в ножны и сунул левую руку в карман. У него с малых лет была тайная, недостижимая мечта — стать дрессировщиком. — Умная зверушка, разные трюки знаешь… Хочешь сахарку?
— Хочу! Давай сахарок! — Щупальце ловко схватило с его ладони желтоватый ком сахара и бросило в пасть. — Я знаю много разных трюков. Если угостишь пивом, перекувыркнусь через голову.
— И впрямь прирученное… — пробормотал старший. — Все равно смотри в оба, людей?то оно скольких сожрало!
— А кормить его было некому, вот и жрало, — отозвался рыжебородый. — Зверушка, ты хочешь поселиться в теплой чистенькой клетке? Каждый день будешь кушать, а на шею тебе наденут красивый ошейник с колокольчиками!
— Правда с колокольчиками? — заинтересовалось животное. — Дай пива, тогда скажу!
— К зверью подход нужен! — самодовольно подмигнул товарищам рыжебородый. — Одолеть его мы в таком малом количестве не смогем, так возьмем же свое разумом человеческим! Приведем зверя во дворец как миленького, тогда королева нам по шапке пожелей на брата отсыплет. Она же любит всякие энти самые, как их там…
— Досто?примечательности, — подсказал старший. — Ты поберегись, зверь?то тебя слушает…
— Дак он мало чего понимает, хоть и говорящий.
Чему научили, то и знает… Беклей, давай сюда свое пиво!
— Отстегни от пояса, — буркнул третий егерь. Он хищнику не доверял. Зверь — это зверь, почетная доля охотника — убить его и повесить трофей на стенку. Пустая болтовня насчет дрессировки и трюков его раздражала. Он зорко наблюдал за чудовищем, готовый в любой момент метнуть нож или нанести удар мечом. Неудача старшего егеря Беклея не обескуражила: он считал себя лучшим и давно уже метил на место старшего.
А Титус в это время подбирался к объекту охоты с тыла. В пяти ярдах от чудовища он замер, прикидывая, пробьет ли панадарский меч блестящую черную чешую. То, что зверь наделен примитивным подобием интеллекта, его не удивило. Зильды или обезьяны, к примеру, тоже на свой лад разумны и не разговаривают лишь потому, что их голосовые связки для этого не приспособлены. Версия рыжебородого егеря показалась афарию вполне правдоподобной: да, специально выдрессированное цирковое животное, завезенное в холодные края из стороны зноя. Сбежало из клетки, одичало — и вспомнило, оказавшись на воле, о своих изначальных инстинктах, присущих любому хищнику. Сейчас оно, видимо, сытое, егерям повезло. Он призадумался: поддержать их авантюру с доставкой зверя в Суаму живьем — или убить на месте? Решение должно быть взвешенным и логичным…
Возможно, животное услыхало его беззвучное для человеческого уха дыхание либо почувствовало взгляд. Так или иначе, а оно вдруг уловило, что за ним наблюдают сзади, но головы не повернуло. Вместо этого на затылке у него распахнулся глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Титусу почудилось, будто он видит свое отражение в этом зрачке…
В следующее мгновение чаща огласилась свирепым ревом. Афарий отпрыгнул за дерево, спасаясь от удара. Хвост зверя оканчивался шипом, тот вонзился глубоко в древесный ствол. Мощный рывок, хвост освобожден, дерево покачнулось. Титуса прошиб ледяной пот: если б он остался на месте, его бы пригвоздило, как жука булавкой! Ломая кустарник, зверь развернулся в его сторону. Титус метнул одну за другой две звездочки, метя в глаза, но животное пригнуло голову, и звездочки скользнули по чешуе, не оставив ни царапины.