Питался он собранными в лесу орехами, ягодами и съедобными древесными грибами. Заглядывать в деревни не решался: слишком уж дурную славу он заработал, пока был правой рукой Благодетеля.
Позавчера он столкнулся с группой разбойников. Те не удивились, а предложили присоединиться к ним и вместе. пробиваться в сторону зноя. От них?то Титус и узнал о том, что адский зверь вырвался на свободу и вовсю лютует, о гибели Сасхана и других главарей, о том, что в Суаму лучше не соваться: дурачье?горожане осмелели и вооружились, ловят удальцов да сдают с потрохами зверю. Зверь?то, видать, и взаправду адский, посланный за грехи — слишком уж незвериную смекалку он проявляет! Ежели кого схватит, не сразу терзает, а зовет горожан, чтоб те сказали, их это человек или разбойник.
Разбойники решили, что Титус, как и они сами, сбежал в лес от зверя, а не от Благодетеля. Да и нет больше никакого Благодетеля… Титус повернулся и ушел, не оборачиваясь. Его не стали уламывать: все?таки не свой, чужак из дальних краев, еще и умом тронутый… Отправились в сторону зноя без него.
Сейчас он брел наугад, содрогаясь от жгучего чувства вины, и сам не заметил, как вышел к тракту. Впереди стояла длинная пустая подвода с торчащими оглоблями. Пять оседланных гувлов. Четыре человека.
Шертон. Смотрел он прямо на Титуса. А рядом кто?то беловолосый, болезненно?знакомый… Беловолосый повернул голову, и Титус замер на месте, внезапно задохнувшись. Это Роми! В мужской одежде, за спиной висят ножны и шляпа. И в руке — халгатийский меч. Да ведь она не владеет холодным оружием, сама говорила… Двое других спутников Шертона Титуса не интересовали — он вскользь отметил, что это молодой медолиец и старик?служащий из суамского зверинца.
Но Роми, Роми… Она в Облачном мире? И Шертон в прошлый раз об этом умолчал?
— Иди сюда, — позвал Шертон. — Я тебя вижу.
Выступив из?под сени деревьев, Титус подошел, приминая бледную сырую траву, перелез через парапет. Роми молчала. Старик отвернулся. Несомненно, он видел Титуса, когда тот вместе с Благодетелем присутствовал при казнях осужденных революционным судом аристократов и городских богатеев. Худощавый черноволосый медолиец глядел на афария с любопытством, но без враждебности.
— Я один, — сказал Титус. — Роми, как ты сюда попала?
Девушка не ответила. Она смотрела как будто сквозь него, и в ее янтарно?коричневых глазах — в глазах, которые он когда?то любил! — не было ни намека на теплоту. Титус вдруг понял, что до сих пор любит ее, несмотря на ее ужасные преступления, несмотря на то, что она уклонилась от наказания, и его охватила невыносимая тоска.
— Роми, нельзя судить человека по одним лишь его поступкам… — прошептал бывший афарий.
Роми молчала, и это молчание было хуже пощечины.
— Судить надо по благим намерениям, а не по результатам? — с оттенком иронии спросил Шертон.
— Вы самоуверенно отвергаете противоречия, — вздохнул Титус. — Да, я совершил в Халгате революцию, однако я не отказываюсь от искупления. Я готов искупить свою вину. Можете ли вы понять, что без боли нет движения вперед? Цена революции — страдание, и цена любого подвижничества — страдание. То, что со мной произошло, вполне естественно для мыслящего человека. Или вы надеетесь, что бывает иначе?
Из чащи с другой стороны от дороги донесся треск ветвей.
— Убирайся, — разжав наконец губы, бросила Роми.
— Ты меня гонишь? А ведь твое преступление хуже моего, задумайся над этим! Ибо я мечтал о благе для сей непросвещенной страны, а ты всего лишь хотела избежать страданий для себя лично!
— Послушай совета, убирайся, — сказал Шертон. — Сейчас здесь будет адский зверь, ты ему не нравишься.
— Что? Вы сумели приручить адского зверя? — изумился Титус.
Чернявый парень почему?то ухмыльнулся.
— Уходи, — повторил Шертон. — И держись от нас подальше. Врата?выход в Лойзирафе, в стороне зноя.
— Прощай, Роми, — прошептал Титус. — Постарайся понять… Постарайся научиться думать правильно…
Шум приближался. Он бросился в чащу, тракт заслонили деревья. Он не видел, что там происходит: встреча с адским зверем страшила его. Титус не мог забыть взгляд этого чудовища, пристальный, жуткий, неестественно разумный… Осужденных оно приканчивало мгновенно, едва тех сбрасывали в яму, а потом задирало черную морду и снизу вверх смотрело на Титуса с Сасханом. Смотрело долго и нехорошо. Благодетель кривлялся, куражился, поносил зверя, удальцы?приближенные ему вторили, а Титусу, хоть он и напивался перед казнями, каждый раз становилось не по себе. Отвратительная тварь над телами убитых людей — случалось, эта картинка по ночам ему снилась.
Нэрренират тащила машину на спине, придерживая всеми четырьмя щупальцами. Возле подводы она присела, согнув лапы, и тогда люди осторожно переместили груз на дощатую плоскость. Оставив спутников под охраной богини, Шертон отправился за магом. Роми и Лаймо тем временем накрыли машину парусиновым тентом и закрепили канаты, продев их в специальные кольца на боргах.
Роми все делала точно, аккуратно, однако никак не могла стряхнуть оцепенение, охватившее ее после разговора с Титусом. Его изувеченное лицо, его одиночество — это вызывало жалость, и все?таки она не сумела переломить себя и сказать ему напоследок что?нибудь хорошее. Терять друзей больно.
Терять друзей больно. В Панадаре ей казалось, что он ее друг, и вначале он вел себя как друг, но для него имели значение только его идеи, перепутанные, подчиненные искаженной логике, непостижимым образом вывернутые наизнанку… Такое впечатление осталось у Роми, когда она попыталась вникнуть в них, примерить их к себе, а Титус жил с ними и не хотел ничего другого. Вот и сейчас ее не отпускало ощущение, будто пришлось взглянуть на мир сквозь магическое стекло, до рези в глазах искажающее предметы и перспективу.
— Роми, что с тобой? — негромко спросила Нэрренират.