— Ну так и огорчай сразу, без этой херни! Что случилось?
— Романа До?Энселе получила устное порицание от ректора за употребление наркотика. Один раз она употребила кивчал, из пагубного любопытства.
— Она жива и здорова? — перебила Эрмоара.
— Да. Ее успехи в учебе можно назвать неплохими, отличается прилежанием, лекций не прогуливает…
— Что у нее с левой рукой? Носит повязку?
— Нет, ожоги ведь не бинтуют. Рубцы выглядят ужасно, зато рукой она владеет почти нормально…
Эрмоара прорычала ругательство, до того грязное, что Титус покраснел: одно дело — услыхать такое от каторжника или наемного солдата, и совсем не то — от дамы из хорошего общества. Образованной и утонченной, если верить определению Магистра.
— Давай по порядку!
— Это из?за наркотика, госпожа, — нервничая, начал Титус. — Она приняла кивчал и пошла выполнять лабораторное задание по алхимии, обожглась…
— А до этого ходила с повязкой?
— Да, из?за какого?то пустякового нарыва. Сейчас у нее нет денег, чтобы обратиться к целителю и убрать рубцы, а выглядят они… в общем, плохо. Я полагаю, в той смеси, которую она изготовила, находясь в полубессознательном состоянии, присутствовали магические компоненты…
— Это я и без тебя поняла. — Эрмоара скрипнула зубами и вновь мерзко выругалась. — Надо же так со мной поступить!
Ее худощавое тело напряглось, глаза светились бешеной энергией. Испугавшись, что от расстройства ее хватит удар, а с него потом спросят, Титус заговорил успокаивающим тоном:
— Молодежь интересуется наркотиками по разным причинам, госпожа. Я согласен, это ужасная склонность, но, во?первых, кивчал не вызывает привыкания, а во?вторых, Роману с тех пор ни разу не поймали на употреблении наркотических снадобий. Возможно, после того случая она одумалась…
— Заткнись, афарий, — процедила Эрмоара. — Я и без твоих лекций по уши в дерьме. Этак каждый решит, что меня можно кинуть! Вот что, ты должен устроить мне встречу с ней… Я хочу посмотреть инкогнито, как она себя ведет, и потом приму решение насчет наследства.
— Как вам будет угодно, госпожа.
Сунув руку в карман просторного дорожного платья, расшитого витыми шнурками, Эрмоара достала и бросила на стол тяжело звякнувший мешочек.
— Это тебе на расходы.
Титус машинально взвесил мешочек на ладони — ого, тяжелый! — растерянно поглядел на собеседницу и приоткрыл. Внутри блеснуло золото.
— Госпожа… это… Сколько тут денег?
— Я тебе, что ли, буду их пересчитывать? — окрысилась Эрмоара.
— Сам сосчитаешь. Если, конечно, учил арифметику.
Титус нервно сглотнул. Ну да, богачи не ведают, что такое слезы, пролитые над последним грошом, вот и швыряют свое неправедно нажитое золото пригоршнями… Бормоча, что обязательно предоставит подробнейший отчет о своих расходах и вернет весь остаток до последнего медяка, он начал запихивать мешочек в карман. Фляга с напитком Цведония мешала, пришлось ее вытащить и зажать под мышкой.
— Отчетом можешь задницу подтереть, а остаток возьми себе. Это аванс. Еще столько же получишь, когда я получу Роми. А это у тебя что?
— Извините, госпожа, здесь очень крепкое спиртное, чудовищно крепкое, со жгучими специями…
— О? Дай попробовать!
Она ловко выхватила флягу, Титус не успел воспротивиться.
— Вам станет дурно… Не надо!
С нарастающим ужасом он смотрел, как Эрмоара отвинчивает пробку, подносит флягу к губам… Сделав несколько глотков, она оторвалась от горлышка и расплылась в блаженнейшей улыбке:
— Вот такое мне нравится!
И опять приложилась к фляге. Замолчавший Титус наблюдал, как она пьет — не останавливаясь, зло и жадно; ему пришло на ум сравнение с большим хищным зверем, утоляющим жажду. Было что?то такое в ее манере пить… Не женственное, даже не человеческое. Он отнес это на счет животной натуры богачей и перестал удивляться. Все ясно: Эрмоара До?Энселе — алкоголичка со стажем, а Магистр, бедняга, об этом не знает.
— Держи, афарий.
Вскочив с кресла, она швырнула ему флягу. Титус встряхнул — пусто. Все высосала, до последней капли! Сейчас она свалится на пол и уснет мертвецки пьяная, а он получит нагоняй: мол, почтенную заказчицу напоил.
— Госпожа, вы лучше не вставайте!
Он попытался усадить ее обратно, но Эрмоара оттолкнула его. Толчок оказался неожиданно сильным — Титус еле устоял на ногах.
— Чудесное пойло! Как это называется?
— Гм… У сего напитка нет названия.
Титус с тревогой вглядывался в ее увядшее, покрытое сеткой морщин лицо, выискивая признаки дурноты. Не было их, этих признаков. У Эрмоары даже язык не заплетался. Вдруг она недовольно скривилась:
— Отойди?ка, афарий. Ты стоишь задом к зеркалу, и я, разговаривая с тобой, вынуждена любоваться этой рожей! В прошлый раз я грохнула зеркало, так они новое притащили.
— Притащили новое? — не зная, что сказать, глуповато переспросил Титус.
— Хозяин постарался. Я тут не живу, паршивую гостиницу я арендовала для встреч с тобой. Дерьмо… Этот облик не настолько хорош, чтобы в каждой комнате и в каждом сортире держать зеркала!
Понятно, стареющая женщина болезненно переживает утрату своей былой привлекательности. Надо ее как?нибудь утешить.
— Вы не так уж плохо выглядите, госпожа До?Энселе, — ободряющим тоном заявил Титус. — Поверьте, вам никак не дашь больше тридцати пяти.