Ее больше не соблазняла перспектива остаться навсегда в Облачном мире. Здесь она может стать чьей?нибудь женой, куртизанкой, прислугой, монахиней… Выбор невелик. Это совсем не то, что Роми хотела бы получить от жизни. Когда Арс предложил ей странствовать вместе с ним, продолжая ученичество, она готова была прыгать от радости. Разумеется, она согласилась!
Лаймо потерял счет дням — его врожденная пунктуальность в кои?то веки подвела его. Он не мог бы сказать, сколько времени прошло с тех пор, как машина Департамента Налогов и Сборов угодила в мир?ловушку, а спросить стеснялся: государственный чиновник, рассчитывающий на карьеру, должен сам помнить о таких вещах! Впрочем, чиновник ли он теперь? Может, пока он отсутствовал, его уволили? А машину списали… Не так уж ему и хотелось возвращаться в опостылевший Департамент, но ведь больше податься некуда.
Тренировался он без такой увлеченности, как Роми, зато педантично и добросовестно. Иногда у него начинала побаливать рука, побывавшая в пасти у Драгохранителя, однако через некоторое время это проходило.
В часы отдыха Лаймо торчал возле борта, пытаясь рассмотреть берег — но что там увидишь, земля пряталась за горизонтом. Чужие города, странные пейзажи, незнакомые обычаи, девушки… Несмотря на интенсивные тренировки, не мечтать о девушках Лаймо не мог. А рядом была только Роми. Пусть он давно уже признал, что она не преступница, и выглядела она теперь намного привлекательней, чем в тот день, когда они сцепились в машине (какая она была отощавшая, злая, оборванная — как бездомная одичавшая кошка!), Роми — не та девушка, с которой у него может что?нибудь получиться.
Мать постоянно твердила: «Мы с тобой, Лаймо, люди скромной доли. Не пускай к себе в голову дурь, слишком красивые девушки не для тебя!» Роми была как раз такой, слишком красивой. Избранница Нэрренират с черным цветком на запястье. Лаймо видел в ней товарища по учебе и приятного собеседника, а об иных отношениях даже не помышлял. Доступные для него девушки находились далеко, за горизонтом.
В отличие от своих учеников, Шертон считал дни и знал, сколько прошло времени. Прилизанная волнистая суша красновато?желтого оттенка замаячила на горизонте на сто восемьдесят пятый день их пребывания в Облачном мире. В Панадаре вот?вот наступит месяц Серебряной Змеи, первый месяц нового года. Карнавалы, гулянки, праздничная суета… Удобная для возвращения пора.
Шертон рассчитывал заглянуть в Панадар ненадолго: отдать Венцлаву его шкатулку (если удастся найти ее в Окрапосе), получить гонорар, высадить Лаймодия и Бирвота — а потом, через междумирье, в Рубетар, Даштасах, Эсипру или Ондаль, там они с Роми смогут успешно скрываться и от Ицналуана, и от ищеек?людей. Лаймо и Бирвот согласились подтвердить, если понадобится, что Романа До?Энселе осталась в Облачном мире. Все предусмотрено.
Общаясь с Роми, Шертон не выходил из роли учителя. Он не забыл, как она шарахалась от него в Панадаре, в начале их знакомства. В одиночку ей не выжить. Сейчас она полностью от него зависит и наверняка это понимает. Шертон не хотел пользоваться сложившейся ситуацией. Лет двадцать назад он бы, скорее всего, поступил иначе… Но он давно уже научился держать в узде свои страсти. Пусть девчонка сначала твердо встанет на ноги, а уж потом решает, чтобы ей не пришлось ни о чем пожалеть.
Бирвот в течение всего плавания перечитывал древние книги и обдумывал способ перехода. Ему не терпелось увидеть другие миры, но он никак не мог с достаточной ясностью представить, на что это будет похоже.
«Солнце», «луны», «звезды» — ослепительно?яркие источники света в небе. На солнце нельзя долго смотреть, могут заболеть глаза, настолько нестерпимо оно сияет. Бирвот никогда не видел ничего подобного и потому не мог создать умственную картинку, которая бы его удовлетворила. А небо там не похоже ни на серый кисель, ни на растрепанную вату, ни на свалявшуюся шерсть белых овец. Роми однажды сказала, что его можно сравнить с полотнищем блестящей сиреневой ткани, туго натянутой, без единой морщинки. Взяв этот образ за основу, Бирвот сумел представить задрапированный такой тканью сводчатый потолок огромного зала, но не настоящее небо.
Он принял к сведению, что Панадар — мир не менее жестокий, чем его родина, и не строил иллюзий, и все же мысль о том, что его, мага, будут принимать как представителя уважаемой профессии, согревала сердце.
Амиса, портовый город, вытянулась вдоль побережья рядами уродливых кубических построек из обожженного темно?желтого кирпича. В стороне зноя, под низко нависающими облаками, простиралась каменистая пустошь. Иногда встречались оранжевые или светло?коричневые деревья в виде ощетинившихся колючками арок; нанятому в Амисе проводнику?вознице они не нравились, и он старался держаться от них подальше, но не объяснял, в чем дело.
Амиса, портовый город, вытянулась вдоль побережья рядами уродливых кубических построек из обожженного темно?желтого кирпича. В стороне зноя, под низко нависающими облаками, простиралась каменистая пустошь. Иногда встречались оранжевые или светло?коричневые деревья в виде ощетинившихся колючками арок; нанятому в Амисе проводнику?вознице они не нравились, и он старался держаться от них подальше, но не объяснял, в чем дело. В ложбинах, на дне которых застоялась вода, лепились друг к другу шарообразные растения, издающие резкий неприятный запах. Они напоминали кочаны капусты с толстыми, набухшими влагой губчатыми листьями.