Еще несколько кварталов, поворот, остановка. Снаружи доносился гомон толпы.
— Узнайте, в чем дело, молодой человек, — велела Эмрела секретарю министра.
Тот распахнул дверцу и спрыгнул на брусчатку. Титус видел в проеме площадь, скопление людей, увенчанное куполом большое здание. От основания купола отходили мостики, соединяющие его с соседними домами.
— Это площадь Праведной Веры. — Министру, похоже, понравилась роль гида. — Вы видите перед собой храм Истинных Богов. Что там такое?
Вернулся Эгвур:
— Там Сасхан Живодер из шайки Рагеля Чернобородого.
— Он призывает толпу к беспорядкам?
— Нет, он всенародно кается.
— Что?!
Если королевский министр и придворная дама выразили недоумение, близкое к шоку, то афарию происходящее показалось вполне естественным: Луиллий Винабиус в своих трактатах не раз указывал на то, что покаяние — благая цель и вершина развития личности.
— Выясни?ка, что это на него нашло, — приказал Малевот секретарю.
Так как обстановка была спокойная, все выбрались из кареты. Смеркалось. Светились окна окрестных домов и фонари. На висячих мостиках суетились привлеченные зрелищем зильды, отчего мостики слегка покачиваясь. Впереди темной массой колыхалась толпа, оттуда доносились скорбные возгласы:
— …Черен и ужасен, аки темень ночная, и алчным гладом пылают глаза его, и кровава разверстая пасть…
Появился Эгвур, с озадаченно?кислой гримасой на холеном безбородом лице:
— Это действительно Сасхан. Он утверждает, что всю шайку Рагеля, включая самого Рагеля, пожрал адский черный зверь. Сасхан якобы чудом уцелел, дабы принести людям весть о скором возмездии за грехи.
— Как пожрал? — тонким голосом спросила Эмрела.
— Да никак, — поморщился министр. — Не страшитесь, прелестница. И святые отцы, и ученые мужи давно уже сошлись во мнении, что никакого адского черного зверя нет. Тот, кто утверждает обратное, впадает в ересь, а сие наказуемо. Надобно бы построже с простонародьем, чтоб не увлекались глупыми байками…
— Что же тогда случилось? — Дама зябко поежилась под шуршащей накидкой.
— Ничего. Разбойники перепились… либо обкурились ведьминой травкой, что еще вероятней. Совесть у них нечиста, вот Сасхану и привиделась кровавая разверстая пасть. Гм, что же делать?то, что делать? Повязать бы его сейчас да в темницу, пока не опомнился, так ведь Рагель с дружками завтра же явятся вызволять…
— А может, я с ним поговорю? — предложил Титус. — Покаяние — это прекрасно, трогательно, возвышенно… Я уверен, что сумею убедить Сасхана не сворачивать с этой стези. И ему благо, и государству польза!
— Что ж, попробуйте, — согласился Малевот. — Вы же монах, человеческая душа — по вашей части. Ежели негодяй спятил и вы поможете ему укорениться в этом состоянии, у нас будет на одну проблему меньше.
Ежели негодяй спятил и вы поможете ему укорениться в этом состоянии, у нас будет на одну проблему меньше.
Сие неприкрыто циничное высказывание покоробило афария, но он не подал вида и направился к кающемуся, проталкиваясь через толпу.
Разбойник стоял на коленях перед крыльцом храма Истинных Богов. Человек лет сорока, с копной нечесаных светлых волос, рябым лицом и широкими округлыми плечами. Оружия при нем не было, дорогая парчовая рубаха разорвана, под ней просвечивала волосатая грудь.
— Эх, на виселицу бы его… — пробормотал Малевот, протиснувшийся следом за Титусом.
Святые отцы, выглядывавшие из?за богато разукрашенных приотворенных дверей храма, не знали, что делать: с одной стороны, раскаявшийся Сасхан являл собой, в назидание всему народу, образчик похвального смирения, но с другой — ересь ведь несет, умы баламутит!
Подойдя, Титус опустился рядом с разбойником на колени:
— Брат, я скорблю вместе с тобой.
— Кто ты? — размазывая по лицу слезы и грязь, спросил Сасхан. — Не осталось у меня братьев, зверь всех сгубил. Выпустили его боги на землю за грехи наши, ибо не ведали мы ни жалости, ни страха. Познал я теперь свою ничтожную малость. Зверь их рвал на куски и пожирал, рвал и пожирал! В нищете я родился, в нищете возрос, познал разбойную удаль, набил карманы неправедным золотом. А ныне каюсь!
— В нищете? — переспросил Титус. Слушая несвязную речь Сасхана, он все более и более проникался теплым чувством к этому человеку. — Брат, я ведь тоже из нищих! Воистину, мы с тобой братья. Взгляни на меня.
Он поднял забрало.
— Кто это тебя? — воззрился на него сквозь туман слез Сасхан.
— Одна из великих богинь моего мира, чье имя здесь неведомо. Я лишил ее законной избранной жертвы и тем самым причинил зло моему народу, а также Ордену афариев, который меня взрастил, и это моя вина, кою должен я искупить. Неспроста привел меня перст Создателя Миров в ваш Облачный мир, неспроста мы встретились. Это знак судьбы! Я думаю, брат Сасхан, суждено нам с тобой вместе каяться и вместе искупать грехи свои, намеренные и непреднамеренные. Пойдем со мной!
Вслед за Титусом разбойник поднялся с колен. Раздавленный пережитым ужасом, он готов был подчиниться кому угодно, хоть пятилетнему ребенку, но никто не осмеливался подойти к грозному Сасхану Живодеру, все топтались на расстоянии и глазели, перешептываясь. Титус первый предложил ему свое руководство — и Сасхан безропотно повиновался.