— Это Нэрренират! — пытаясь остановить тыльной стороной ладони текущую из носа кровь, крикнула Эвса. — Нэрренират к нам вернулась!
— Я вернулась, — подтвердила богиня.
Зазвенели распадающиеся цепи, на несколько секунд людей окутал мерцающий лиловый туман — а когда он рассеялся, на их телах не осталось ни ран, ни следов от каленого железа. Собранные здесь мужчины и женщины выглядели сильно истощенными, их одежда истрепалась до состояния лохмотьев, но все они радостно улыбались и с энтузиазмом приветствовали свою богиню.
— До Омфариолы, наверно, уже дошло, что ты в Панадаре, — подойдя к Нэрренират, тихо заметил Шертон.
— Пока нет. Я заэкранировала этот кусок пространства.
В той стороне, где вставала над крышами белая гора Верхнего Города, в небе сверкнула вспышка — и возникло лицо Омфариолы.
— Люди, чаша моего терпения до краев переполнилась зловонной желчью ваших грехов! — звонко провозгласила «светлая» богиня. — Трепещите же, ибо гневом прорастает моя великая скорбь! Грядет час возмездия!
Шертон решил, что экранировка Нэрренират, видно, не так надежна, как она хвастает, но потом понял: все в порядке. Омфариола до сих пор не ведает, что на узурпированную территорию проник неприятель. Ее речь обращена к смертному населению Панадара.
— Люди, предаваясь грехам, вы все вокруг себя загадили — и землю, и небо, — а потому реку я вам в своем неизреченном милосердии: быть моему праведному гневу, быть вашему концу, быть вихрям огня и боли, которые выжгут скверну из ваших ничтожных душонок! Только во мне жизнь, только во мне свет! Вне меня не ищите ни жизни, ни света! Я реку, люди Панадара: в своей бесконечной любви к вам, ничтожным и недостойным, неумным и неприлежным, сотрясу я без снисхождения эту землю, вашу мерзостную обитель!
— Каков стиль! — ухмыльнулась Нэрренират. — Вот за это ее и прозвали Чокнутой.
— Люди, я добра, милосердна и непостижима для ваших жалких умишек! Обрушу я на ваши жилища огненный дождь, раздавлю своей пятой ваши города, истреблю вас, как пожирающих тучную пашню зловредных насекомых! Не следовали вы моим заветам, а иные из вас предавались самому тяжкому из грехов — подвергали сомнению истинность моих поучений! И за то я вас покараю! Истек ваш последний час! Восславьте же мое милосердие, люди!
Пока Омфариола говорила, цвет неба менялся, сиреневое постепенно перетекало в багровое. Солнце померкло, стало пепельно?бледным. Кое?где в небе заплясали призрачные язычки пламени.
— Она уже начинает! — схватив Шертона за руку, шепнула Роми.
Шертон повернулся к Нэрренират:
— Теперь только ты можешь ее остановить.
— Могу. — Лиловые глаза, вроде бы человеческие, но с вертикальными зрачками, слегка прищурились. — А ведь ты знал об этом? Из?за этого ты и вернулся за мной в Суаму?
Он промолчал.
— Наступил конец света, люди Панадара! — купаясь в золотом сиянии посреди страшного, пустого, умирающего неба, счастливо объявила Омфариола. — Ради своего очищения умрете вы в адских муках, молитесь же мне, пока можете!
— Омфариола, ты зарвалась! — Более низкий, в диапазоне контральто, голос Нэрренират прозвучал столь же громко, и его тоже услыхали все. — Хочешь в своем неизреченном милосердии всех тут покалечить и опутать заклятьями? Лучше я тебе, Чокнутая, сейчас персональный конец света устрою!
В повисшее над крышами громадное лицо врезался сгусток пламени, оно исчезло в ослепительной вспышке.
Небо снова стало сиреневым, солнце — ярким.
Нэрренират обернулась к своим людям:
— Те из вас, кто владеет магией, поставьте ментальный щит. Бирвот, присоединяйся к ним.
Она больше не была похожа на человека — лилово светящаяся, сотканная из одной лишь энергии фигура неопределенных очертаний. Над площадью пронесся порыв горячего ветра. С хрустом лопались оконные стекла, кустарник пригибался к земле. Жители окрестных домов, вышедшие на улицу, когда Омфариола начала говорить, прижимались к стенам, хватались за колонны.
На крыше одной из построек тощий рыжий зильд цеплялся за лепной карниз. Померещилось Шертону — или Нэрренират, перед тем как исчезнуть, покосилась в его сторону и чуть слышно пробормотала: «Потом поймаю…»?
Новый шквал. Мимо протащило сорванную с петель дверь, скребущую о булыжник.
— Ложитесь! — крикнул Шертон, увлекая за собой Роми.
Небо то вспыхивало от горизонта до горизонта лиловым огнем, то выцветало. Вздрагивала земля. Порой воздух становился невыносимо горячим и плотным, порой обжигающе холодным. Сама реальность начинала трещать по швам. Роми прижалась к Шертону, а он пытался прикрыть ее своим телом от камней и хлещущих пылевых вихрей и думал: если они сейчас погибнут, это будет всего лишь очередная смерть, без порабощающего заклятья Омфариолы. Плохо, но не страшно.
Драка все продолжалась, и он начал бояться за Нэрренират: слишком долго та пробыла в мире?ловушке с заблокированными способностями, вдруг не выдержит? Он не мог ей помочь, он мог только желать ей победы.
Пошел секущий ледяной град, через минуту прекратившийся. В воздухе плавали сгустки мутного огня.
— Арс, — позвала Роми, повернув к нему перемазанное пылью лицо, — я не хочу тебя забыть, если мы умрем. Не хочу потерять память. Я хочу всегда быть с тобой.