— В принципе так, — высокомерно согласился Патрикеев и начал менторским тоном:
— Но кое-что проще, а кое-что сложнее. Классическое преобразование, на котором мы делали расчет — так сказать, базисное преобразование на ядерном уровне, — свинец в золото. Реакция в классическом случае затратная, с поглощением энергии и выделением приличной порции жесткого излучения. Свинец с атомным номером восемьдесят два, атомной массой двести семь превращается в золото — номер семьдесят девять, масса — сто девяносто семь. Реакция сложная, с выделением альфа-частицы, ядра трития и трех нейтронов либо же ядра лития и четырех нейтронов. В природе не реализуется. Более реальный вариант, реализованный в нашей схеме: выделение двух альфа-частиц, двух нейтронов и одного электрона. Излучение не столь жесткое, альфа-частицы сразу же преобразуются в гелий. Благодаря поглощению электронов из окружающей среды создается огромный дополнительный положительный заряд, который мы отводим по медной шине в землю. В дальнейшем можно будет использовать и избыточный заряд. Еще более продуктивно получение платины. Здесь дополнительный заряд не выделяется, количество нейтронов увеличивается на один…
— Короче, профессор, — перебил разговорившегося физика Белоусов, обалдевший от свалившейся на него научной информации. — Мне твои электроны-протоны не интересны. Ты за ними сам следи — за то и бабки получаешь. Я в университетах не обучался, однако ж Машину вы без меня не построили бы! Свинец в золото мы можем превратить? Я тут изрядно свинца припас в последнее время — тонны четыре в слитках. Переработать его надо…
— Может быть, в платину? — предложил практичный Патрикеев. — Было бы проще и символичнее. Платина — гораздо более востребованный в промышленности и научных исследованиях материал. Имеет ряд преимуществ перед золотом.
Имеет ряд преимуществ перед золотом. К тому же стоит дороже. А наш аппарат послужил бы в первую очередь нуждам науки. Платину можно было бы передать на нужды мировых физических лабораторий, которые испытывают в ней большую нужду…
Белоусов посмотрел на очкарика, как на идиота, брезгливо опустив уголки губ. Относительно помощи неизвестным ему лабораториям он решил промолчать — мало ли что этим фанатикам в голову взбредет! Чтобы он хоть рубль на всякие глупости отдал…
— Мне четыре тонны платины ни к чему. — Олег Семенович не удержался и сплюнул на пол. — Меня не греет, что она дороже — попробуй, сбудь ее… Ты ведь не менеджер, Патрикеев, а тут тоже ум нужен, и ум немалый. Не электроны пальцем считать! Золотишко — оно всегда пригодится. Мы из него даже монет начеканить сможем. Делай, что велено, умник!
Патрикеев обидчиво вскинул голову, отошел к компьютеру и сердито застучал по клавиатуре.
— Ишь, нервный, — проворчал Белоусов. — Профессор… Не нервничай — дольше проживешь.
— Скоро там? — спросил он громко.
— С полчаса, — ответил ученый.
— А говоришь — готово, — проворчал Олег Семенович. — Подготовить все заранее надо было, а потом людей беспокоить!
Мечи сверкали на солнце так, будто это были и не мечи вовсе, а огромные блестящие вентиляторы, которые противники непостижимым образом ухитрялись удерживать в руках. Иногда клинок, контролировавший пространство вокруг бойцов, словно бы превращался в полупрозрачный щит. Он словно находился одновременно во многих местах. Затем противники расходились, и мечи замирали в руках. Потом один из них делал шаг навстречу другому, и пляска сверкающих клинков начиналась вновь.
Сергей, естественно, болел за Ульфиуса. Помимо того что магистр был ему симпатичен, было ясно — если неизвестный противник прикончит Ульфиуса, Сергей на этом свете долго не задержится. У него и оружия нет, да если б и было — против такого противника он не выстоит и двух секунд.
Похоже было, однако, что Ульфиус, которому крепко доставалось, надежды не терял. Во всяком случае, он выглядел веселым, хотя и сосредоточенным. Пару раз ему даже удались контратаки, но в основном противник теснил его. Если б Ульфиус не ходил кругами, он давно оказался бы или в зарослях колючек, или в небольшом овражке, куда и стремился загнать его враг.
Несмотря на все мастерство магистра, к овражку он все же постепенно приближался. Видимо, противник хотел, чтобы он споткнулся на неровной поверхности и упал. Но Ульфиус об овражке помнил все время. Он дошел до самого его края, а потом, раскрутив меч так, что он стал напоминать сверкающий диск, прыгнул спиной вперед, оставаясь к противнику лицом. Прыжок получился красивый и мощный. Приземление, однако, магистру не удалось. Боковым зрением ему трудно было разглядеть обломок скалы, на пару сантиметров выступающий из земли и присыпанный пылью. Его левая сандалия опустилась прямо на камень, в то время как правая нога еще не достигла земли. В ноге что-то хрустнуло, и она выгнулась под неестественным углом. По лицу магистра пробежала судорога боли, но он тут же овладел собой. Перекатился через поврежденную ногу, стал на одно колено и поднял меч, готовый защищаться. Противник его, однако, оружие опустил.
— Надо внимательно изучить площадку, куда собираешься отступать, прежде чем прыгать, — наставительно заметил он. — Осмотреть ее по меньшей мере три раза с разных позиций. А ты оглядывался лишь дважды, и почти с одного и того же места.