— Отвянь, паразит, — проворчал Кравчук — Не до тебя мне. Вылезу — потолкуем.
— Тварь ты неблагодарная, — нравоучительно заметил шарик. — Что бы ты без меня делал? А оскорбляет, недоволен все время… Хочешь, я тебя обратно к Охотнику отведу? Он тебя все еще ищет. Никак поверить не может, что ты так далеко ушел. Да без меня никуда бы ты и не ушел…
Шарик обиженно раздулся, а Владимир Петрович решил не обращать на него внимания.
Он попытался еще интенсивнее передвигать конечности и чуть не сорвался вниз. При этом он грязно выругался, высказав предположение о множестве нехороших действий, в которых был замечен Пых-Пух. Часть из них была в принципе нереализуема из-за отсутствия у шарика каких-либо частей тела, кроме головы, но Кравчука такие мелочи не смущали. Шарик надулся еще больше, но исчезать не спешил.
— Попросил бы меня показывать, куда тебе конечности упирать, — через некоторое время изрек он. — Так нет же, упрямец, только и знает, что своего лучшего помощника и спасителя ругать. Говорили мне, что попадаются среди людей особи зловредные и неблагодарные, но чтобы до такой степени — не думал…
— А ты много людей встречал? — спросил Кравчук, тяжело дыша. Он нащупывал ладонью очередную едва заметную выемку и, упираясь в нее изо всех сил, подтягивал ноги, шаря ими по стене.
— Порядочно, — пыхнул шарик. — И это были благородные, достойные восхищения люди. Многие из них с честью встретили страшную смерть, не проронив ни слова осуждения по адресу ближних своих и врагов…
Кравчук с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Что ни говори, а до чего потешен этот лопоухий пузырь.
— Я умирать не собираюсь, тыква ты надутая, — заявил он. — А уж своих врагов прощать — тем более.
— Это не смиренный подход. — Шарик скорчил кислую мину.
— Я и сам вовсе не смиренный, — хмыкнул Кравчук. — Если тебе так показалось, то ты сильно ошибся.
— Нет, нет, мне так не показалось, — обличающе раздул щеки Пых-Пух — И это очень плохо для тебя.
— Плохо, хорошо, — пробормотал Владимир Петрович, обливаясь потом. — Мне бы наружу вылезти, а там мы бы уж посмотрели, что хорошо, а что — плохо.
До поверхности оставалось еще метров тридцать, а сил не осталось совсем. Действие наркотика заканчивалось быстро — видимо, из-за большого напряжения и ускоренного обмена веществ. Кравчук уже не мог оторвать от стены ногу, не мог передвинуть руку. Еще немного — и он просто не удержится в стволе, ухнет вниз и переломает все кости.
Последним усилием начинающий скалолаз попытался удержаться, упершись в стены двумя ногами и одной рукой, надеясь зачерпнуть еще горсть наркотика, который, возможно, помог бы ему одолеть оставшийся участок пути. Сердце, правда, и так выпрыгивало из груди, подстегивать его было опасно — так можно заработать инфаркт. Но лучше риск, чем неминуемое падение.
Однако же, опустив руку к карману и немного ослабив ногу, Кравчук не удержал равновесия и полетел вниз. Тщетно пытался он упереться руками и ногами в гладкие стенки колодца — падение все ускорялось.
Мир Ульфиуса произвел на Наташу и Сергея неизгладимое впечатление. Богатый кислородом воздух будил воображение. Свежая и яркая растительность радовала душу. Даже ощущение времени стало другим. Сергею это чувство уже было знакомо, а Наташа с удивлением прислушивалась к себе и удивлялась, как много можно представить, обдумать и решить за несколько мгновений.
Ульфиус привел гостей с Земли в Многозвенную Долину — крупный университетский центр, состоявший из нескольких городов и расположенный на самом большом континенте Авенора — Щите Атея. Согласно мифологии первых людей, населявших этот край, их мир образовался после того, как первопредок и герой Атей бросил свой щит на поверхность моря, дабы иметь преимущество в схватке с морскими чудовищами. Щит чудесным образом увеличился и дал приют скитальцам, жившим до той поры между бурными водами и жаркими ветрами.
Щит чудесным образом увеличился и дал приют скитальцам, жившим до той поры между бурными водами и жаркими ветрами.
Первые обитатели Авенора не слишком жаловали мореплавание и полагались в основном на путешествие по плоскостям Великого Мира. Они в первую очередь совершенствовали магию, а не ремесла, и еще три континента планеты были открыты позже — во времена, известные уже не по легендам, а по летописям.
Второй континент — Булаву Атея — нашли в двадцати тысячах мелатом к западу от Последнего мыса — края Щита, где позже всего заходило Голубое солнце. Люди, давшие название новому континенту, были романтиками. Если единственный континент предположительно был щитом легендарного первопредка, то существование другого, которого вроде бы и не должно было быть в безбрежном океане, они объясняли тем, что герой потерял еще один предмет своего снаряжения. Тем более что в отличие от почти круглого Щита Булава имела вытянутую и изогнутую форму. Пожалуй, с орбиты континент напоминал бумеранг, но таким оружием в Авеноре не пользовались, а потому решили, что булава, после того как ее метнул великий герой, просто сломалась.
И Щит и Булава лежали в экваториальных водах планеты. Совсем недавно — примерно за двести авенорских лет до рождения Ульфиуса, которому было пятьдесят три года, — любительские морские экспедиции нашли в районе Северного полюса планеты два огромных полуострова, соединенных тонкой перемычкой. Их, согласно традиции, назвали Перчатками Атея. Соответственно Северной и Южной Перчаткой, так как один полуостров находился непосредственно над полюсом, а другой спускался в Великий Океан со стороны планеты, противоположной Булаве. Климат на северном континенте был сравнительно теплым, но, по сравнению с другими частями планеты, света и тепла там было все же недостаточно. Люди селились в северных краях неохотно. Растительность Перчаток резко отличалась от растительности южных континентов. На севере преобладали хвойные и крупнолиственные, очень красивые породы деревьев. Они достигали в высоту двух мелатомов — более четырехсот метров.