Бонуций обернулся:
— Разумеется. Никто не может распоряжаться ничьей жизнью. Относительно же того, что вы не являетесь учеником магистра… Разве он ничему вас не научил? Я же пока только получаю нужные мне сведения. Вы и сами можете кое-чего не знать. Магия — тонкая штука.
Ульфиус промолчал, а Сергею стало стыдно. Конечно, не по своей воле он ввязался в эту историю. Но Ульфиус всегда вел себя очень порядочно и во всем помогал ему. А он так некстати начал горячиться и доказывать то, что доказывать совершенно не нужно.
— Я действительно ученик сэра Ульфиуса, — выдавил из себя Сергей. — Более того, я согласен помогать ему во всех делах, если мои действия не нанесут ущерба моей подруге или моей родине.
— Достойные, очень достойные слова, — одобрительно проговорил Бонуций, но тут неожиданно вмешался Ульфиус:
— Не спеши принимать решение, Сергей. Если тебе что-то предлагает Великий магистр, более того, заявляет, что он нуждается в твоей помощи, то это значит, что дело более чем важное и чрезвычайно опасное. Я бы сказал — смертельно опасное.
— Да я и не собираюсь от него скрывать опасности предстоящего предприятия, — вмешался Бонуций. — За кого ты меня принимаешь, Ульфиус?
Наташа побледнела так, что было видно даже в темноте.
— К опасностям я в последнее время немного привык, — раздумчиво протянул Сергей, внимательно глядя на внешне спокойное и даже безразличное лицо Бонуция. — Но что за предприятие намечается? И почему в нем должен участвовать именно я?
— Хороший вопрос, — тут же откликнулся Бонуций, отрываясь от созерцания линии горизонта и поворачиваясь к Сергею. — О предприятии я сейчас расскажу. Ты должен участвовать в нем потому, что как нельзя лучше для него подходишь. И помощь твоя не останется без вознаграждения: если ты удачно выполнишь миссию, я решу ваши проблемы на Земле. Мне приходилось бывать там, но очень давно… Собственно, человечества, как такового, там тогда не было. И один раз я был там недавно.
Тут Бонуций произнес что-то нечленораздельное, а Ульфиус перевел:
— Больше двух с половиной тысяч лет тому назад. В районе Тибета.
Сергей задумался. С одной стороны, он помог бы гостеприимному магистру и просто так, от чистого сердца — как-никак тот приютил его подругу, да и вообще, похоже, человек неплохой. Но смертельная опасность — это как-то чересчур! Особенно если учесть, что мудрецы просто так словами не бросаются. Терять голову Сергею совсем не хотелось. И так натерпелся порядочно. А сейчас, когда все так хорошо заканчивается — Наташа рядом, все живы и здоровы…
— Если ты откажешься, я, разумеется, не буду в обиде, — заявил Бонуций, угадав сомнения Сергея.
— Более того, я думаю, что тебе лучше отказаться, — предостерег Сергея Ульфиус. — Ты и так сделал очень много. Хочешь — вернетесь на Землю, хочешь — останетесь здесь или в каком-то другом гостеприимном месте. Например, в Авеноре. Думаю, туда мы все равно рано или поздно доберемся.
Вдалеке, впереди по курсу, блеснул розовый свет. Скоро стало ясно, что это окрашенный рассветным лучом пик горы, покрытый снегом. Быстро проявлялись и другие, более низкие, но тоже заснеженные и потому видимые на фоне темного неба вершины.
— Вот и Шатитланские горы, — объявил Бонуций, указывая рукой на пики. — Мы успели к первому часу, особо почитаемому гномами: солнце осветило Яшмовый пик — самую высокую гору на планете. Хотя, по большому счету, я не совсем понимаю, что в этом зрелище приводит их в такой восторг…
Монстр раскинул лапы и пошел на Кравчука, намереваясь поквитаться за товарища. Да и тот, которого Кравчуку удачным ударом удалось сбить наземь, тоже не отключился. Он медленно поднимался, чтобы задать недавней жертве трепку.
Кравчук совсем забыл о боли в простреленной Вспжу руке, забыл о том, что давно уже не ел. Сейчас у него была одна задача: разорвать трехметровых обидчиков. И он чувствовал себя в силах справиться с ней.
Голос разума взывал к бодрствующему сознанию: когда имеешь дело с такими монстрами, нужно убегать, а не драться. Но Кравчук твердо решил показать огромным тварям, что человек — царь зверей и прочего мерзкого отребья.
Но Кравчук твердо решил показать огромным тварям, что человек — царь зверей и прочего мерзкого отребья. Он искал взглядом какой-нибудь предмет потверже да побольше: собственные руки все-таки были мягковаты для того, чтобы сокрушить этих чудовищ.
В углу зала Владимир Петрович заприметил покореженную стальную балку, когда-то подпиравшую стену. Весила она по меньшей мере килограммов семьдесят. В два прыжка человек очутился в углу, схватил балку, выронил — плохо взялся, — подхватил опять и бросился на врагов.
Монстры застыли от неожиданности, а может, от страха. С таким им, видно, сталкиваться еще не приходилось. А Кравчук ткнул балкой первого промеж глаз, отчего тот с воем и грохотом рухнул навзничь, и огрел плашмя второго, который уже встал на четвереньки и силился подняться. После удара он вновь распростерся на земле, не подавая признаков жизни.
Сгрудившиеся в дальнем углу галереи монстры загомонили, но, похоже, не испугались, а вознамерились-таки шустрого человека одолеть. Но Кравчук, самолюбие которого было удовлетворено победой над двумя противниками, решил не испытывать судьбу дальше. Перескочив через поверженное чудовище, он понесся по коридору, уходящему круто вверх. Тут перед его глазами вновь появился шарик с ушками, Пых-Пух. Совершенно не напрягаясь, он плыл перед человеком, мчащимся во всю прыть по коридору.