А Вадим с жалостью и брезгливостью смотрел на них, на их бессмысленные лица и деформированные тела, укутанные в рванье, на убогие запущенные комнатки, на зарешеченные самими жильцами окна, к которым они давно не подходили. Придуманный мир оказался сильнее яви, а экраны тивишников влекли больше. Вадим мог проникнуть облаком в сумеречные сознания зрителей, мог выпотрошить почти любого — однако совершенно не желал этого, даже боялся. Кто знает, насколько они омертвели? А если их уже поздно оживлять?
— Эй! — вдруг окликнули его.- А ты откуда взялся?
Вадим вздрогнул, едва не отдернув ладонь от экрана,- тем более, рядом никого не наблюдалось.
— От верблюда,- огрызнулся он больше от неожиданности.- Вот, приветы всем передает!
Как ни странно, его поняли, даже посмеялись сочувственно — будто Вадим угодил на землянина. Определять это по языку не стоило и пытаться: в здешней среде передавался смысл, а не звуковая кодировка. А обряжал смысл в слова (естественно, русские) уже сам Вадим.
— Передай и ему,- откликнулся собеседник.- Как он, не похудел?
— Горбы провисли, а так — орел,- машинально продолжил Вадим и тут же спросил: — А ты сам — кто?
— Дед Пихто! — радостно ответили из пустоты.- Устраивает?
— Может, и Пушкина знаешь? — поинтересовался Вадим.- Будет проще договориться.
— А как же,- подтвердил «дед».- Мы, брат, соседи. Ты ведь из?под Колпака прорезался, верно? Тогда ты — первый, поздравляю!
— У нас это зовется Бугром,- сказал Вадим.- То есть вы все — за Бугром; а мы, соответственно,- перед.
— «Избушка?избушка, повернись к лесу задом…» Вообще меня зовут Стасом,- сообщил собеседник.- Добро пожаловать в «коммунистический союз одиночек»!
— Ком?со?од? — хмыкнул Вадим.- Ну, вы придумали!.. И много уже набрали?
— Мало,- ответил Стас.- С пару сотен. Зато какие ребята — один к одному! С такими радостно дружить.
— «Вместе весело шагать», да?
— Ну нет, шагаем мы как раз порознь и даже не в ногу.
Зато — в одном направлении. Иначе б не попали сюда.
Пара сотен из шести миллиардов, прикинул Вадим. Далеко же нам до «светлого будущего». А Хрущев, душка, обещал выстроить его за двадцать лет!..
— По?моему, мы не одни тут,- сказал он.
— Ну, тех?то легко отличить. К тому ж они шарахаются от нас, как черт от ладана.
— Именно, что «черт».
— И у тебя такие подозрения? Тебя бы с нашим Влацом свести!
— А кто это? — насторожился Вадим.- Комсоодеский вожак, ваш непререкаемый лидер?
Стас рассмеялся.
— Ты представляешь над собой хоть кого?нибудь? — спросил он.- Вот то?то!.. У одиночек не бывает лидеров — лишь авторитеты.
— Как у криминалов?
— У тамошних есть власть. А нам диктовать не вправе никто: ни бог и ни герой… Кстати, насчет героев,- вдруг повернул Стас.- Как к ним относишься?
Вадим подумал.
— Пожалуй, уже к ним отношусь,- признал нехотя.- Не столько силой, сколько потенциалом. И по причине их дефицита приходится и мне воевать с нечистью.
— Кажись, ты вправду — на острие,- заметил Стас.- Ну что, освоился тут? Не пора нам поглядеть друг на друга?
— Что, тут возможна и видеосвязь?
— Еще какая!
Перед Вадимом сгустилась фигура — довольно внушительная, несмотря на прозрачность,- и заскользила вдоль тоннеля, призывно махая рукой. Без колебаний Вадим устремился за ней, набирая скорость, и с каждой секундой фигура прибавляла в плотности, обретала краски и четкость — пока не превратилась в здоровенного парня с веселой и шкодливой физиономией. Он в самом деле до оскомины походил на образ, выдернутый из того грядущего, которое изображали фантасты шестидесятых. (И по которому поныне тоскуют многие из тогдашних читателей, будто по несбывшейся мечте.) Даже балагурил в похожей манере, беззлобно и необидно. Видно было, что его не тяготят комплексы, что он вполне доволен жизнью, а все сложности только добавляют существованию остроты, словно специи изысканному блюду.
Вадим даже забеспокоился: а не выдумал он нового друга, соскучившись по безупречным людям? Или, того хуже, не морочит ли ему голову невидимый враг, приманивая этим замечательным персонажем? Может, мечты здесь обретают плоть — во всяком случае становятся неотличимыми от яви?
— Вообще это скорее братство, чем союз,- снова заговорил Стас.- По сути — не по названию, уделанному не хуже прочих красивых слов. И вступают в него лишь родственные духом, поднявшиеся над суетой, достигшие истинной СВОБОДЫ!..
— Избранные? — подсказал Вадим.- «Лучшие люди»?
Стас рассмеялся.
— Никто нас не избирал,- сказал он,- если ты клонишь к этому. И не столько мы «лучшие», сколько настоящие — таким сделается любой, кто излечится от коросты, покрывающей душу. Мы лишь реализуем свое право — дружить с теми, кто нам близок. И объединяться ради выживания, не покушаясь на благо других.
Его обаяние покоряло не хуже вампирского взгляда — приходилось напрягаться, чтобы не сорваться в радостное поддакивание. Тем более, высказывания Стаса озвучивали мысли Вадима почти дословно, что добавляло подозрений.
От этого мира можно всякого ждать — почему, например, не обмануть мечтой?
— А вы уже выяснили, в чем оно, это благо? — спросил Вадим.- За последний век предлагалось столько рецептов общего счастья!.. А на деле оборачивалось горами трупов, будто рецепты подбрасывались вампирами.