Транспорт затормозил невдалеке, из кабины выбрался Эрнст, неуклюже ворочая гранаметом, ступил вперед шаг?другой.
Повязать, всех повязать! — думал Вадим, брезгливо морщась.- Рассадить по клеткам, как гиен, и даже детям не показывать, чтобы не передалась зараза! Ужо я вам…
Над его головой что?то жахнуло, зашипело; воздух пробуравила визжащая булава, с разгона впившись в броню. Транспорт вспучился, изо всех щелей выплескивая пламя, а затем полыхнул целиком, словно костер ведьмы — очистительный, жертвенный костер… Все?таки страшная вещь — кумулятивная граната! Не слабей плазмомета, если попадает.
Что творилось внутри, Вадим не стал слушать — отпрянул облаком подале, как от проказы. И так было ясно, что не выживет никто. С жрецами мясорубов покончено — по крайней мере, нынешними. «Пусть другие попробуют сделать больше».
Уцелел только Эрнст, брошенный взрывом наземь. Оглушенный, он пытался подняться или хотя бы отползти от огня, уже поджаривавшего ему пятки. Может, и проснулись угрызения — кто знает? Со страху чего не бывает.
В растерянности Вадим оглянулся на Руслана, еще не убравшего с плеча облезлой трубы (и где только выкопал?), но не увидел в глазах юноши ни сожаления, ни сомнений. Для него это были ядовитые пауки, очень удачно запихнутые в банку. И огонь против них — лучшее средство. Воистину «рыцарь без упрека» — прямо мороз по коже!.
И огонь против них — лучшее средство. Воистину «рыцарь без упрека» — прямо мороз по коже!..
А вот интересно, подумал Вадим, холодея, сам?то я вправду не заметил, как наводилась кумулятивка… или не з а х о т е л этого видеть ?
Спрыгнув с крыши, он подбежал к доминиканцу, за шиворот отволок от полыхающей машины, бросил под стену. Потом забрался в кабину «ворона», сменяя истомившегося Алеху.
— Можешь прогуляться в дом,- предложил Вадим маленькому слухачу.- Хотя ты и так все слышал .
Конечно, тот предпочел дополнить впечатления осмотром и сразу покинул вертушку. Усевшись за пульт, Вадим рассеянно пробежался пальцами по кнопкам. Затем, решившись, запустил винты и поднял машину в воздух, гоняя по поляне вонючий дым, валивший из транспорта. Нельзя сказать, чтобы Хозяин совсем уж не пригодился, однако все повернулось не как планировалось. А о дальнейшем его прокорме пусть печется Михалыч. Авось он не станет скармливать чудищу Магистров… Впрочем, его проблемы. Мясо — оно и есть мясо. Можно человечину считать кормом, а можно и животин приравнять к людям.
Водворив Хозяина в прежнюю камеру, Вадим накрепко ее запер, даже привалил валунами дверь. И тут же снова взмыл в воздух, одним гигантским скачком вернувшись к блокгаузу. Соскочив на землю, подошел к Эрнсту, сумевшему наконец подняться на четвереньки.
— Кто ж послал тебя, милый? — поинтересовался Вадим, присев на корточки.- Ну, расскажи, как ты вез этих мерзавцев, чтобы предать возмездию!..
Несильно он толкнул монаха в плечо, и тот завалился на бок, неуклюже ворочая конечностями. Ко всему Эрнст еще и оглох — во всяком случае, на время.
Сплюнув в сторону, Вадим вернулся в светлицу, слегка опаленную ракетой. Здесь уже хозяйничала Оксанка, расставляя по убранному скатертью столу нарядную посуду. Розетки светились янтарным вареньем, хрустальные вазы благоухали свежим печеньем. К счастью или нет, на это Шершни не позарились.
— Надеюсь, борща не будет? — со смешком спросил Вадим, вспомнив другой стол, двумя этажами ниже.- Обойдемся без мясных блюд, ладно?
Опустившись на стул, он с опаской покосился на дверь, чувствуя, что уже пора. Вот сейчас она откроется и…
Дверь отворилась, и в комнату вступил Михалыч, причесанный, приодетый (когда успел?), почти благообразный, ведя за руку пышноволосую миловидную девицу, сколоченную ладно и крепко, так что едва втиснулась в Оксанкин сарафан, а ноги и вовсе остались босыми.
Чудо все ж состоялось, а ведь кто мог надеяться при виде останков!..
— Зовется Милицей,- негромко объявил колдун.- Поживет покуда здесь. Ясно вам?
Да уж, на нее не пожалели «мертвой воды»! Неизвестно, сколько мяса успели переварить луженые желудки Шершней, но остатков вполне хватило для воссоздания плоти — довольно сухой, впрочем, поскольку жир ушел едва не весь. Девушка сделалась такой, какой должна была стать при надлежащем уходе и нормальной жизни, без непроглядной этой нищеты и выматывающей пахоты с рассвета до заката, без скудного пайка и грубой обуви. Пожалуй, Милицу теперь не всякий признает — даже из родичей.
— Лишь бы глухоманцы не прознали,- отозвался Вадим.- Ведь бог знает, что подумают!..
Отведя взор, Руслан сурово поджал губы, решив, видно, поставить это дело под свой контроль — не глядя на то, что ему втемяшивали.
— Черт — знает,- поправил Михалыч.- Бог вряд ли… Слышь, пострел? — глянул он на Алеху.- Помалкивай! Мало мне забот без селян?
— А я, может, и не вернусь вовсе,- огрызнулся малец.- Чё мне в поселке делать? Вон с ними полечу, в Замок!
— Ага, ждут тебя там,- хмыкнул хозяин.- Все глаза проглядели!
Он провел покорную гостью к стулу, заботливо усадил.
Сам разместился напротив, поглядывая то на нее, то на дочь — будто сравнивал. А скорее, не давало покоя, что он сотворил с Шершневой добычей, распятой на решетке, точно кура по противню.