— Ну, заходи,- сказал он и перевел: — Сome on in!
Все?таки пришлось взять ее за руку и — покорную, с понурой головой — отвести в ближнюю ванную, которая и впрямь по ней скучала.
— Разберешься? — спросил Вадим.
Машинально она кивнула. Памятуя о стыдливости бангладешских крестьянок (при наводнениях умиравших от голода в кустах, лишь бы не показаться на людях голышом) и целомудрии бирманских студенток (во время путчей десятками выбрасывавшихся из окон, лишь бы не достаться солдатне), Вадим оставил гостью одну, чтобы заняться своими делами. Но когда вернулся, она сидела на пятках в пустой ванне, дрожащая и съежившаяся, бессмысленно прижимая к груди скомканное платье — собственно, единственную свою одежду.
Тихонько чертыхнувшись, Вадим поставил перед ней таз, сунул в руки мыло. Механически девушка принялась за стирку, благо процесс, видимо, оказался знаком; а он включил на полную душ и стал ее мыть, стараясь только не заходить за некую весьма условную грань. Бедняжка не возражала. Стыдливости в ней обнаружилось немного — по крайней мере, сейчас. Как насчет целомудрия?
Когда сошли первые грязевые потоки, Вадим уложил гостью на дно ванны, быстро наполняющейся горячей водой, и двинулся по второму кругу, теперь промывая набело.
Конечно, справедливости ради следовало таким же образом обслужить публику, зябнущую в вестибюле, а затем и всех плантационных рабов. То есть соблюсти принцип: всем или никому! Проблема в том, что из всей прислуги Вадиму приглянулась лишь эта малышка.
— Ну?с,- сказал он затем,- Go to bed. Sleep так sleep. Настал час расплаты!
Ему в самом деле требовалось вздремнуть — хотя бы с часок. За сегодня уже столько случилось! Суточная норма выполнена, даже с превышением.
Так же покорно «бирманка» подставилась под полотенце, коим ее энергично растерли, и пошлепала в спальню, кончиками пальцев неся перед собой почти сухое платье (которое Вадим столь же энергично отжал, едва не разорвав надвое). Аккуратно повесила его на спинку кресла и юркнула под одеяло, будто вспомнив наконец о стыдливости. А может, ей стало зябко: все ж здесь не Бирма!
Натянув одеяло до подбородка, смуглянка с ожиданием и опаской уставилась на Вадима, почти достающего макушкой потолок. И сам он показался себе громадным бледным валуном, чуть ли не айсбергом, грозящим обрушиться на темнокожую кроху. Ну да, щас!..
· What’s your name? — спросил Вадим.
— Ума,- шепнула кроха.
— Спи, Ума,- велел он.- Bye?bye, сладкая, «глазки закрой». Конечно, я гурман, но не людоед. Let's sleep on it.
Когда он вернулся после душа, девчушка и впрямь заснула, свернувшись калачиком. А только Вадим лег рядом, как она безотчетно прижалась к его жаркому боку, уложив голову ему на грудь. Большего Вадиму не требовалось. Живая душа рядом — что еще? Как Ума нуждалась в его тепле, так и Вадиму надо было делиться.
А снились ему давние подружки и странные с ними отношения, затеваемые на новом витке, после долгой разлуки. Господи, к чему мне забытые проблемы! — негодовал Вадим даже во сне. Мало нынешних?
Но не просыпался.
Глава 2
НОВЫЕ ПОРОДЫ
1. В лесу прифронтовом
Едва забрезжило, Вадим разбудил смуглянку Уму, сладко разомлевшую в его жаре. Нагишом она и вовсе напоминала диковинного зверька, очаровательную обезьянку — со скуластым личиком, большими блестящими глазами, тупеньким носом и пухлым ртом, бесшерстную, но гривастую, на гибком смуглом теле которой розовели только ладони и подошвы. И как это Бату пропустил, не прибрал «бирманку» в свой гарем? Хотя, если разобраться, у Вадима гарем не меньше — ведь столько крючочков разбросано! Только и различий, что у него все гуляют на воле, а не сидят под замком, и сам он не решается никого тронуть. Зато какие кобылки: одна другой краше!.. Уж любоваться имею право?
Он опять пропустил Уму и себя через душевую, сунул девушке высохшее платье. Затем, уже одетую, провел через вестибюль, мимо спящих вповалку дворовых, и дальше, по заиндевелой скользкой дорожке,- к самым воротам, где покорно ждал ходульник вместе с безропотными «ангелами», запертыми в нишах. Подбросив им фруктов, Вадим опустился за пульт, а в соседнее кресло усадил испуганно озирающуюся голоножку. Оставлять плантатору эдакий свежачок он не собирался. Хватит с него истории про насилия над малолетками!..
Сориентировавшись по мысленной карте, Вадим снова пустил «жука» через лес, втаптывая в грязь свежий снежок. Он старался не ломать разросшийся кустарник, не царапать стволы, но временами заросли сгущались настолько, что приходилось идти напролом. И даже тогда Вадим почти не снижал скорости — все?таки для глухомани лучшего транспорта трудно желать!.. Собственно, ходульник и создан для диких мест.
Через час с небольшим они прорвались сквозь последние ветки и выскочили на знакомую поляну, слегка припорошенную белизной поверх травы. Впервые Вадим наблюдал блокгауз ранним утром, в косых и уже теплых лучах восходящего солнца, быстро рассеивающих ночные тучи. И смотрелся тот даже уютно. А прозрачный воздух бодрил и взывал к здравомыслию, убеждая, что недавние кошмары лишь привиделись.
А прозрачный воздух бодрил и взывал к здравомыслию, убеждая, что недавние кошмары лишь привиделись.
Без обычной опаски Вадим подъехал к дому. Помахав рукой Оксане, по пояс высунувшейся из окна, он оставил «жука» и вместе с Умой прошел в калитку, с любопытством озираясь.