Конечно, вся эта накипь всплыла неспроста. Нарастающий ночной террор таки нагнал на людей страху. Не удовлетворяясь строгостью Крепостных законов, напуганная толпа желала оградить себя от кошмаров еще большей жестокостью, переплюнув в этом убийц, а «лучшие» ее представители (то есть наиболее деятельные) с охотой претворяли эти настроения в жизнь. Ради утверждения порядка они готовы были стать и судьями, и палачами, а неизбежные ошибки их не пугали. Как в подвалах доминиканцев, тут возрождали средневековые пытки — чтобы дорога в иной мир не показалась злодеям легкой. Умудренные в таких делах предки умели затягивать агонию на недели — есть чему поучиться. Не оказалось бы такое лекарство опасней болезни!..
И все же хоть кто?то из крепостных был увлечен делом, а не устремлялся со службы сразу домой, чтоб побыстрей приникнуть к тивишному экрану. А может, их увлекли тем самым Порядком, столь милым сердцам бездарей. Почему нет?
Тесен мир! — качал головою Вадим, узнавая прежних приятелей.- И Дина здесь, и Никита… даже Арон.
— И Дина здесь, и Никита… даже Арон. Союз державников и старожилов, разбавленный коммунарами. Ну, теперь всех расставят по ранжиру, с учетом былых заслуг и древности рода, грехов и провинностей!.. И будем сидеть по разным баракам, задаваясь перед одними и завидуя другим.
Дина даже сделалась одной из заправил — местная «железная леди»… точнее, чугунная баба. Зато мрачный билдер Арон вполне созрел как боевик — такие здесь тоже в цене. А бедным Никитой и тут помыкали — слишком простодушен. Он?то до сих пор все принимал за чистую монету!..
Хоть Тима вытащил,- сказал Вадим себе в утешение.- Тоже ведь слабое звено!.. А вот Георг для них слишком массивен. Этим потоком увлекаются легковесы. Мусор, да?
Насытясь «народной инициативой» до отвращения, до тупой боли в висках, Вадим заторопился прочь из Штаба, затем и из Крепости, направившись в порт. Как и прежде, на его триколес не обращали внимания — разве крепостные цепенели, завидя рядом машину Псов. А вот крутари могли среагировать на нее иначе.
Высунувшись из люка, Вадим миновал заставу, где его почтительно приветствовали росичи, и покатил по брусчатке в сторону центра, с любопытством поглядывая по сторонам. За последнюю пару недель здесь заметно прибавилось лавчонок, мастерских, кафе, причем большинство гнездилось в подвалах и подъездах, прежде беспризорных. Теперь эти пустоты были нарасхват.
После недолгого отката росичи полностью восстановили свое влияние в этом районе, благо их преимущество в воздухе стало неоспоримым. Сюда был настрого закрыт вход любой шушере, побирушкам?маргиналам, даже Псам, а все нарушения пресекались железной рукой. Несколько «воронов» постоянно курсировали вдоль границ либо восседали на крышах господствующих зданий, приглядывая за окраинами. Для страховки на вокзале дежурили два «шмеля», чтобы при надобности за секунды оказаться в нужном месте. А вызвать их мог любой частник, опекаемый росичами. Систему оповещения тоже модернизировали, дополнив обнаруженными в Гнезде рациями — из самых новых.
Для начала Вадим решил отыскать своего приятеля, торгаша Эмиля, с которым не виделся уже неделю. Оказалось, тот перебрался ближе к порту, на пересечение двух проспектов. Теперь Эмиль занимал не подъездный холл, как раньше, а приземистый старый дом, то ли бывший кинотеатр, то ли дворец культуры,- с обширным, уставленным колоннами залом и многими подсобками. Темпы переустройства, судя по всему, Эмиль развил бешеные — не иначе как с помощью волшебства. Плоскую крышу он укрепил массивными плитами, превратив в вертолетную площадку. (Ничего не попишешь — веяние времени!) По залу расставил разнокалиберные столы — поцарапанные, облезлые, но добротные — и старинные вычурные стулья, больше похожие на кресла. (Уж не маргиналов ли он запряг на поиски этого старья?) На эстраде расположил музыкальные инструменты, однако киношный экран, если тот еще оставался, убрал, а пространство за ним расчистил. Теперь там, за прозрачной завесой, помещалась шикарная кухня, где властвовала его супруга, изящная и невысокая Иола, добродушно покрикивая на поварят в белоснежных халатах и колпаках,- будто тетушка Аксал из «Королевства кривых зеркал». Из?за портьеры явственно доносились уютный перестук кастрюль и поварешек, шкворчанье и бульканье, а вот запахи отсекались напрочь. По залу порхала улыбчивая Софочка, разнося аппетитные блюда, а подсобляли ей несколько расторопных девчушек?подростков, столь же непохожих друг на друга, как здешние столы,- на все вкусы. Над входом в заведение крепилась широкая вывеска, где яркими буквами без особенных затей значилось: «Таверна «Домашний очаг»». Теперь даже семейный уют сделался объектом продажи. (И кто не тоскует по нему в смутные времена?) Но, зная Эмиля, можно было ручаться, что товар качественный.
Сам хозяин восседал за угловым столиком вблизи эстрады.
Он тоже преобразился за эту неделю: избавился от эспаньолки и очков, сменил прическу, расправился, посмуглел. Оставшись таким же нескладным и некрасивым, Эмиль стал совершенно неотразимым — каждой своей морщинкой, каждым жестом. Носил он теперь просторную темную рубашку, распахнутую на груди, и темные же брюки, почти в обтяжку. Худощавые его конечности обрели гибкость и угловатую грацию богомола, глаза рассиялись — он будто помолодел, намного отдалив старость. А главное: своим мысле?облаком Вадим впервые ощутил другое, почти столь же насыщенное,- и когда Эмиль успел? Наверно, в тот раз его испугали настолько, что он вообще перестал бояться. И угодил в цветные маги, толком не разобравшись, куда влетел. Или понял, что по?другому уберечь родных не получится,- только Сила дает настоящую гарантию и подлинную независимость.
Сейчас Эмиль отдыхал, вольготно раскинувшись в кресле, и с наслаждением потягивал бордо, смакуя каждый глоток. Пальцами свободной руки он тихонько шевелил в воздухе, будто перебирал невидимые струны. И только Вадим видел эти нити , протянутые по всему залу, и понимал, почему звучат, мелодично и задушевно, инструменты на эстраде, хотя никто их не трогает.