Когда солнце начало подниматься над деревьями, послышался быстро приближающийся вой сирен. Полиция. На нашей машине тоже можно поставить проблесковый маячок и включить сирену, только я не помню, чтобы Петр Михайлович когда-то приказывал это делать — даже если мы ехали на дело.
Полиция. На нашей машине тоже можно поставить проблесковый маячок и включить сирену, только я не помню, чтобы Петр Михайлович когда-то приказывал это делать — даже если мы ехали на дело. Панкрат к самодеятельности склонен тоже не был.
Визг тормозов заглушил даже рев двигателей — не иначе, машины неслись на полной скорости. Я не мог понять, что случилось. Если они не торопились два часа, зачем так спешить сейчас? Я на месте, здесь все спокойно. Или Рыков все же узнал то, чего пока не знал я?
Через лес мчались люди. Треск ломаемых веток, пыхтение и топот окончательно разорвали тишину утра.
— Эй! Идите сюда! — прокричал я.
Спустя минуту из рощи вылетел Еремей Литвинов — третий помощник шерифа, наш с Рыковым коллега. В руке он сжимал револьвер. Следом за ним бежал Панкрат — тоже с револьвером! Чтобы наш водитель взял в руки оружие? Такого я прежде не видел… Он и клинок-то носил редко, хотя гражданство получил уже давно, работая на Голицына.
— Живой? — облегченно вздохнул Литвинов.
— Да вроде бы. А что, не должен? Куда вы пропали?
— Рыкова подстрелили. Он в реанимации, — объяснил Панкрат.
— Подстрелили? — не поверил своим ушам я. — На участке? Или в полиции? Он ведь собирался заявить о наших подозрениях коллегам из полиции и сразу ехать сюда.
— Дома, — коротко ответил Литвинов. — Он домой заехал.
Расспросить его как следует я не успел. Подбежал полицейский с нашивками сержанта, за ним — коротко стриженный лейтенант. В руках у них были револьверы. Потом из леса, торопясь, но не бегом, вышел майор с густыми усами и пышной пшеничной шевелюрой. Был он без фуражки, в руках нес вместительный черный чемоданчик.
«Криминалист, — понял я. — Поэтому не бежит — привычки нет. И чемоданчик несет сам, а не отдал сержанту».
— Фрегис, — представился майор. Говорил он, слегка растягивая слова, с небольшим акцентом — возможно, прибалтийским. — Старший криминалист Западного округа города. Где, вы говорите, лежит эта странная резина?
— Вот она. — Я указал на клочки резины и обрывки бумаги.
— Прошу никого ничего не трогать и никуда не ходить. Ковальчук, организуйте оцепление, — обратился Фрегис к лейтенанту.
Между тем к нам подтягивались все новые люди. Подошел еще один сержант, следом за ним — мужчина в гражданском костюме, зато с немецкой овчаркой на поводке и без намордника. На ошейнике собаки было крупными буквами выведено: «МВД». Полагаю, для того, чтобы каждый, кто надумал причинить псу какой-то вред, знал, с кем придется иметь дело. Да и не боялся бы этой собаки. Ведь долг любого гражданина, увидевшего бродячего пса без ошейника или без намордника, принять меры к тому, чтобы пес не укусил ребенка или женщину. Некоторые граждане понимают свой долг слишком буквально и выхватывают шпагу, чтобы положить конец страданиям бродячего животного, вместо того чтобы поймать собаку и сдать ее в приют. Что и говорить, убить легче, чем на самом деле помочь…
За проводником собаки подтянулся еще один лейтенант — на нем единственном была надета форменная фуражка, хотя, насколько я знал, в полиции, как и в армии, не приветствовалось отсутствие головного убора. Ночная смена…
Литвинов между тем схватил меня под руку и отвел в сторону.
— Мы уже думали, тебя в живых нет.
В Рыкова стреляли на пороге его дома. Ты же знаешь, он в квартире живет, на втором этаже. Панкрат говорит, он лично решил в полицейский участок заехать, взять криминалиста и сюда двигаться. Из полиции еще раз тебе позвонить хотел. Хорошо, что он рассказал Панкрату о твоей находке и о том, что ты здесь…
— Панкрат и так был в курсе. Когда я уезжал, он в участке находился. Зашел чаю выпить.
— Ну, не важно — главное, мы знали, где тебя искать и что ты нашел. А Рыков попросил Панкрата, чтобы тот его домой на минутку завез — не знаю уж зачем. Вышел из автомобиля, зашел в подъезд — и тут грохот какой-то. Панкрат воробей стреляный — достал из оружейного ящика в машине револьвер, и в подъезд. Там Рыков на полу лежит в луже крови, и дверь черного хода нараспашку. Пока Панкрат с замком оружейного ящика возился да револьвер вынимал, стрелок черным ходом ушел. Он за ним гнаться не стал — надо же Костю спасать. Кинулся к Рыкову в квартиру, вызвали «скорую», полицию, мне позвонили. Жена Рыкова в голос кричит, ребенок плачет, соседи сбежались. Хорошо, Панкрат и меня вызвал — я на место прибыл, спросил, где ты, — тут мы и подумали, что тебя тоже подстрелить могут. Рыкова врачам сдали, и сюда.
— Ничего себе, — только и сказал я. — Даже не знаю, что думать… Рыков мне говорил, что вспомнил кое-что. Или сообразил… Я уже не помню, как он выразился.
— Что именно?
— То-то и оно — не сказал. Приеду, сказал, разберемся.
— Куда приедет?
— Сюда, меня забрать. Я здесь уже сколько часов околачиваюсь, как ты помнишь. С Рыковым по мобильному разговаривал.
— Понятно… А ты ничего не видел, не слышал? — спросил Еремей. — Я имею в виду, до того, как этот тип, что заманил в ловушку Петра Михайловича, на вас вышел?