— Нет, его хороший знакомый, человек, который многим ему обязан. Тоже неплохой человек, кстати.
— Почему же твой пожилой друг на тебе не женится?
Оля грустно посмотрела на меня:
— Ты хочешь сделать мне больно?
— Вовсе нет. Я спрашиваю, потому что мне это непонятно.
— У него есть семья. Официально он не может расстаться с супругой. Такие дела.
— Такие дела, — эхом отозвался я.
На душе было так горько, так одиноко. Мне казалось, что я нашел себе девушку — умную, интересную, замечательную. И оказалось, что она принадлежит другому. Я для нее — просто развлечение. Курортная забава.
— Ты мог бы приходить ко мне, пока мы учимся здесь. Только не афишируя наших отношений.
— Я не могу, Оля. Слишком тебя уважаю. И люблю.
— Такой принципиальный?
— Да, наверное.
Больше всего мне хотелось бы не только идти — бежать к ней, обнимать ее, прижимать к себе, любить и лелеять. Мне было все равно, с кем она жила, откуда у нее автомобиль. Машину всегда можно вернуть, того, кто мешает жить, — отшвырнуть или уничтожить. Во всяком случае, попытаться. Но я не мог сделать что-то против ее воли. А она хотела жить так. И это было ее правом.
Молча мы вышли из сада и сели в автобус. Оля держала меня за руку, и я млел от ее прикосновения. Хотел забрать руку, но не смел. Обидеть ее я не мог ни при каких обстоятельствах, а ей, видно, тоже было тяжело. Почему жизнь устроена так несправедливо? Почему мы не можем жить так, чтобы хорошо было не только нам, но и всем вокруг?
Заниматься учебой было тяжело — слишком много посторонних мыслей лезло в голову, — но я сидел над книгами, документами и уставами по двенадцать часов в сутки. Окно читального зала выходило на море, и я часто открывал его, когда оставался один — другие курсанты возмущались, что им холодно. Свежий воздух врывался в просторную комнату, блики отраженного от волн света мелькали на выбеленном потолке. Здесь, наверное, так замечательно летом… Но до лета еще надо было дожить.
Я сдал несколько курсов экстерном и уехал домой, чтобы приступить к полноценной службе.
Голицын встретил меня в кабинете. Все тот же строгий серый костюм серого сукна, орден Святого Владимира в петлице, внимательный изучающий взгляд.
— Ты повзрослел. Как-то сразу заметно стало… Неужто на курсах тяжелее, чем в армии, пришлось?
— Нет, Петр Михайлович, — ответил я односложно.
Рассказывать о своих проблемах шерифу я не стал, хотя он вполне мог быть знаком и с другом Ольги, и с шерифом, который принял ее на работу. А я, несмотря ни на что, хотел знать о ее жизни, но понимал, что лучше бы мне не знать ничего. Ибо во многих знаниях многие печали.
Я действительно повзрослел за это время. Никогда не думал, что после армейской службы мне придется многому учиться. Считал себя взрослым. Очень взрослым. Но оказалось, что жизни я еще не знал. После я не раз убеждался, что нельзя почувствовать себя знающим жизнь в полной мере. Она преподносит сюрпризы каждому человеку, независимо от возраста и опыта.
— Пока тебя не было, у нас появились некоторые проблемы, — мрачно сообщил Голицын, постукивая карандашом с резинкой на конце по столу. — Дежурим в усиленном варианте, часто выходим на патрулирование парами.
— Что произошло?
Слова шерифа привели меня в недоумение. Что такого могло случиться, что вся служба шерифа поднята на ноги? Полиция не справляется с обязанностями? Но вроде бы никто об этом не говорил. Или произошел конфликт граждан с правоохранительными органами, и мы оказались между двух огней? Но об этом я услышал бы сразу, как только приехал в город…
— Объявился какой-то стрелок, — объяснил Петр Михайлович. — Совершено уже два убийства. Поймать его пока не смогли.
Я с трудом удержался от того, чтобы присвистнуть.
— Ходит с самострелом?
— Если бы… С армейской винтовкой. Дела изучишь на досуге. Рыков тебя в курс введет. Занимайся — ты теперь многое знаешь, самую свежую информацию получил.
— Только в области права. Полагаю, оперативную работу мне придется изучать дома.
— Хорошо, что ты это понимаешь. Но и знания законов нужны. Теперь ты полноправный сотрудник службы, мой помощник. Бери в разработку дела, выезжай на происшествия — словом, приступай к работе. Надеюсь на то, что ты будешь работать эффективно. Сейчас каждый человек на счету. Мы должны поймать стрелка, вернуть винтовку. Над этим делом работают и полиция, и службы безопасности — но мы не должны устраняться от дела.
Потянулись однообразные дни. Я старался забыть об Ольге, много времени отдавал работе — но все же делал кое-что для улучшения своего быта. Из общежития переехал в квартиру, которую получил по воинскому сертификату, купил кое-какую мебель, изредка ходил в кино и в театры — но это не слишком радовало.
Дежурили мы в усиленном варианте — два убийства за месяц случаются не каждый год, — патрулировали улицы, но ничего экстраординарного не происходило. Стрелок или стрелки сделали свое черное дело и затаились.
Через пару недель после возвращения я потерял бдительность и был ранен в стычке с «самострельщиком» из жителей — но он оказался вовсе не тем человеком, которого мы искали. Пьяный молокосос, возомнивший себя настоящим бандитом. От Петра Михайловича я получил нагоняй за то, что вышел на улицу без револьвера. И правильно. Зато в той стычке я обрел друга — Андрея Дорофеева, работавшего инженером в одной из телефонных компаний. Ирония судьбы — подружиться с человеком, которого приняли на ту должность, которую собирался занять ты, причем встретившись с ним совершенно случайно на улице и разогнав вместе шайку бандитов.