— Я ожидала от бала чего-то большего, — призналась Гвиневера. — Да, все красиво, наряды, танцы, музыка… Только видно, что люди — современные.
— Это как? — удивился я.
— Понимаешь, мне казалось, если бал — то мы словно перенесемся в старину, в семнадцатый или восемнадцатый век. А здесь и разговоры о современной политике, и шпаги в углепластовых ножнах, и туфли с парижскими лейблами…
— Ты и лейблы успела заметить?
— Немудрено, когда название фирмы вытиснено на коже такими крупными буквами.
— Непатриотично, — усмехнулся я. — Лет двадцать назад в некоторых местах за такое могли бы побить. Есть же «Скороход», «Мягкоступ», да и «Россия», если говорить об элитной обуви. А тут какие-то французские туфли.
— И итальянские.
— Ну, итальянская обувь действительно неплоха… У меня были туфли — прочные, но тяжеловатые.
На возвышение, с которого выступал мэр города, поднялся распорядитель бала — импозантный седой мужчина в красном кафтане с золотыми нашивками. Я его не знал — скорее всего профессиональный ведущий. Может быть, артист или клубный работник.
— Лотерея! Благотворительная лотерея! — объявил он. — Все четыреста билетов раскуплены! Доход в десять тысяч рублей получен. Из них четыре тысячи пополнили призовой фонд! Прошу моих помощников внести лототрон. Игнат Иванович, разрешите пригласить вас на сцену!
Мэр поднялся на возвышение. Следом за ним два молодых человека во фраках внесли уже знакомый нам барабан из прозрачного пластика, набитый разноцветными бумажками.
— Зеленые купоны — первая сотня, синие — вторая, желтые — третья, красные — четвертая, — пояснил распорядитель. — Поэтому прошу нашего уважаемого мэра не смотреть, какого цвета купон он вытаскивает.
— Конечно, — улыбнулся Вяземский. — О призах сказать сразу, или отложим эту приятную миссию до того, как они будут распределены?
— Сейчас, сейчас! — раздались голоса из зала.
— Действительно, когда призы будут объявлены, сразу же появятся желающие купить больше билетов, — сообщил мэр. — Но тираж, увы, разошелся… И тем не менее сообщаю: в канун праздника мы зафрахтовали самолет, который сейчас ждет пассажиров в аэропорту. Через несколько часов, а именно — в пять утра, он чартерным рейсом вылетит в Константинополь — и вернется в четыре часа дня по московскому времени. В Константинополе желающие смогут посетить собор Святой Софии, погулять по праздничному городу. На каждый выигравший билет полагаются два места в самолете. Приехать в аэропорт, естественно, нужно заранее.
— Как я хочу посетить вашу третью столицу! — шепнула мне на ухо Дженни. — Вот бы выиграть!
По всей видимости, выигрыш понравился не только ей — люди в зале загомонили. Какая-то молодая дама почти в полный голос заявила своему кавалеру: «А ты пожалел лишние двадцать пять рублей!» Соседи смущенно отвернулись, постарались не заметить выяснения отношений, которое их не касалось.
— Наши шансы — четыре к десяти, — заметил я. — Каждый десятый билет выигрывает, у нас их четыре. Вероятность неплохая, но, увы, меньше половины. Так что, если очень захочешь, мы слетаем в Константинополь за свой счет. Билет на самолет туда и обратно, кажется, стоит около тридцати рублей.
— Я верю, что нам повезет!
— Посмотрим.
Распорядитель раскрутил барабан. Бумажки заметались внутри, перемешиваясь. Мэр собственноручно остановил барабан, вытащил первую бумажку — она оказалась зеленой — и провозгласил:
— Девяносто один.
Бурного проявления радости в зале заметно не было — выигравший хранил инкогнито или не помнил номер своего билета.
— Наши шансы упали, — грустно сообщила Дженни.
— Немного.
— Нет, прилично… Ведь он вытащил зеленую бумажку. Вероятность того, что и следующая будет зеленой, очень невелика.
— Совсем нет. Вероятность появления билета любого цвета — одна четвертая. Ведь там по сто билетов каждого цвета, а выбор предыдущего билета совершенно никак не сказывается на выборе последующего. Это случайные процессы. Ну, если быть точным, зеленых билетов осталось девяносто девять, а остальных — по сто. Но такая разница при расчетах практически неразличима.
Дженни смущенно улыбнулась:
— Хоть я и социолог, расчеты никогда не были моей сильной стороной.
Обычно я работаю на качественном уровне.
— Триста двадцать семь, — объявил мэр, вынимая из барабана красный билет.
Девушка из зала захлопала в ладоши. Некоторые пожилые женщины покосились на нее с неодобрением. Я не видел в проявлении эмоций ничего плохого, но наши солидные матроны, очевидно, считали иначе.
— Сто двадцать пять. Сто двадцать восемь.
Если бы номера вытаскивал не мэр города, наверняка раздались бы крики: «Лучше мешай, шляпа!»
— Триста восемьдесят один. Пять. Девяносто один.
— Одни зеленые, и ни одного нашего, — мрачно прокомментировала Дженни.
— Двести одиннадцать. Семнадцать. Сто шестьдесят четыре.
Кто-то уже звонил домой по мобильному телефону — сказать, что до завтрашнего вечера не вернется, отдать распоряжения прислуге или детям.
— Восемьдесят. — Игнат Иванович вытащил еще одну зеленую бумажку.
— Наша! — прошептала Гвиневера. Глаза ее лучились счастьем.
— Вот и отлично. — Я тоже обрадовался.
— Поедем домой? Надо переодеться.