Черноволосый водитель — грузин или дагестанец, словом, откуда-то с Кавказа, — молча крутил баранку. Только один раз искоса взглянул в зеркало заднего вида на мое разбитое лицо — но ничего не спросил. Главное, чтобы не запачкали кровью салон автомобиля. А чем занимаются граждане в свободное время — не его дело. Личная жизнь каждого неприкосновенна — пока она не входит в конфликт с интересами других.
Таксист довез нас до ворот — и снова не проявил лишнего любопытства, разглядывая дом или задавая вопросы. По счетчику я заплатил полтора рубля и отпустил машину. Дом был пуст — Нина приходила только днем, садовник тоже не имел привычки работать ночами.
Мы вошли в калитку — она проделана в главных воротах перед площадкой, куда можно загнать несколько автомобилей. Свой я ставил в гараж и оттуда же поднимался в дом, но ко мне могли приехать гости — да и вообще ходить каждый раз через гараж не станешь.
Сигнализация молчала — никто посторонний не пытался проникнуть на территорию после того, как отсюда ушла Нина.
— Домработница живет отдельно? — почему-то тихо спросила Дженни.
— Да. Но она приготовила ужин и завтрак — так что голодными мы не останемся.
— Не хочу есть…
— Я в общем-то тоже. Можно выпить по бокалу коньяку — если это не противоречит твоим принципам.
Дженни взглянула мне в глаза, лукаво улыбнулась.
— Не противоречит. Очень больно?
— Практически прошло. Сейчас зайду в ванную, продезинфицирую на всякий случай — и все будет просто отлично. Ведь мы победили! Если буду кричать, не обращай внимания. Услышишь звук падающего тела — сходи за нашатырем. Он в кухне.
Шутка получилась неудачной: девушка помрачнела и задумалась — видно, представляла, как будет искать нашатырь в шкафах на чужой кухне. Или вытаскивать меня из ванной.
— Может быть, тебе помочь? Вдруг случится болевой шок?
Я улыбнулся.
Или вытаскивать меня из ванной.
— Может быть, тебе помочь? Вдруг случится болевой шок?
Я улыбнулся. Рассеченная бровь болит не так сильно, хотя ощущения приятными не назовешь.
— Не стоит волноваться, я справлюсь. Ты сама можешь умыться — минут через пятнадцать сядем за стол. Заодно новости посмотрим. Кстати, большая удача, что журналисты не пронюхали вовремя о происшествии. Полиция сработала очень оперативно. Будем надеяться, что эта жареная новость вообще не просочится в средства массовой информации.
— Можно еще один вопрос? — Дженни посмотрела на меня как-то преувеличенно внимательно.
— Да, конечно.
— Не обидишься?
— Нет.
— Там, на лестнице… Ты кричал им «мордой в пол» или что-то в этом роде… Считаешь, что жители ниже тебя?
Я чуть было не хмыкнул, но вовремя сдержался. Не хватало еще проявить невоспитанность здесь. Считал ли я жителей ниже себя? В определенном смысле — да. Потому что они не участвовали в общественном договоре на равных, как граждане, но выполняли его требования. Но объяснять это Дженни я не собирался — во всяком случае, сейчас.
Формально жители были такими же людьми, как и граждане, — только не имели права голосовать, занимать некоторые должности и платили налоги по другой схеме… Их показания в суде учитывались в том случае, если не противоречили показаниям гражданина — хотя тут случались прецеденты. Но право на личную неприкосновенность, свободу слова и вероисповедания они имели такое же, как и граждане.
— По-твоему, я должен был сказать им: «Не поднимайте лицо от пола, уважаемые? В противном случае я буду вынужден ударить вас по нему еще раз?»
— Речь не о том, как ты выразил свою мысль. Мне показалось, что ты относился к ним с презрением.
— А я должен относиться с уважением к толпе сумасшедших, которая бросается на меня, когда я иду по улице?
— Если бы это были граждане — ты бы разговаривал с ними по-другому. И дрался иначе.
— Граждане не нападают стаей.
— Ой ли?
— Я не говорю об исключительных случаях. Если бы на меня толпой кинулись дворяне, я бы отнесся к ним совершенно так же.
Сказав это, я отметил про себя, что солгал — пусть и ненамеренно, и не в фактическом плане, а в эмоциональном. Отношение все же было бы другим. Возможно, еще более яростным, но не таким презрительным. Я бы уважал врагов — хотя бы за то, что они умеют обращаться с оружием. И не пытался обезоружить — просто убивал бы, пока не убили меня. Дженни тонко уловила нюанс ситуации. Она проницательная девушка — поэтому мне было так интересно общаться с ней в Сети.
Сестру, чтобы скрыть смущение, пусть и от невольной лжи, я поцеловал бы, подругу — обнял. С Дженни мы были близки — но по-другому. Поэтому я просто улыбнулся ей и пошел умываться и переодеваться.
Хороший коньяк пах виноградом и, казалось, возвращал свет камина солнечными лучами. Я крепко сжимал пузатый бокал и с удовольствием глядел на Дженни — ее раскрасневшееся лицо освещали сполохи пламени, зеленые глаза горели колдовским огнем.
— В субботу — бал, — напомнил я. Мысль о предстоящем вечере доставляла мне удовольствие. — Уверен, ты затмишь всех. От кавалеров отбоя не будет.
— Каждый будет пытаться познакомиться? — фыркнула девушка.
— Почему пытаться? Ты ведь будешь со мной — поэтому они будут просить меня, чтобы я представил их тебе. И просить разрешения на танец. Хочешь — можешь танцевать с теми, кто тебе понравится. Не хочешь — только со мной.