— Надеюсь, мне не приснятся кошмары… Звон клинков в полутемных подъездах… Но ты, наверное, все равно приснишься.
Гвиневера шагнула в комнату и закрыла дверь. Запирать засов она не стала, хотя я полагал, что после всех событий девушка будет вести себя в чужой стране осторожнее.
Нас утро встречает прохладой… После дождя на улице было очень свежо. Холодно стало и в комнате — я спал с открытым балконом и к утру сильно замерз. Вставать, чтобы закрыть дверь или взять еще одно одеяло, поленился. Вот она, долгая жизнь «на гражданке». Замерзнешь — ничего страшного… Успеешь отогреться. По звонку не вставать.
На кухне гремела кастрюлями Нина.
На кухне гремела кастрюлями Нина. Потом послышались голоса. Женщины обсуждали что-то, смеялись. Вряд ли к Нине зашел кто-то с улицы — значит Гвиневера проснулась. Как хозяину оставаться в постели было некрасиво.
Я рывком встал, надел джинсы и футболку — ходить в халате перед молодой девушкой неприлично, — заправил постель. Наскоро умывшись, спустился на кухню, стараясь не слишком топать по лестнице.
Дженни была в каком-то восхитительном легком платьице — совсем не по погоде. Нина поила ее горячим какао. Они так увлеклись разговором, что моего появления в дверях даже не заметили.
— У Никиты я уже пять лет работаю, — отвечала на какой-то вопрос Дженни домработница. — Очень приличный человек. Никогда не насорит лишний раз, всегда «спасибо», «извините» да «будьте добры». В других семьях совсем не так бывает. И прямо на пол мусор бросают, и отношение не то…
— А вы его так и называете — Никита?
— Как же его еще называть? Его ведь Никита зовут… А то, что не по отчеству, так он сам просил — молодой еще. И он меня Ниной зовет.
— Но он ведь гражданин, а вы — жительница.
— Ну да… Что ж, девонька, мне в армии служить или в университете учиться? На государственную службу я тоже не хочу — так-то уютнее… Замуж удачно выскочить не получилось. Не вышла я за генерала — не предлагал ни один… А сейчас поздно уже.
— И вам никогда не хотелось быть гражданкой?
— Да мне и сейчас живется неплохо. Налоги меньше, жизнь проще. А что голосовать я не хожу — так выходной свободный.
Я покашлял, чтобы обозначить свое присутствие.
— Дженни, ты приехала вести подрывную работу среди лучших жителей нашей страны? Вот сейчас сагитируешь Нину, она завербуется в какую-нибудь партию нефтяников или дорожных строителей — и будет готовить борщи им, вместо того чтобы кормить меня. Куда это годится? Зато пройдет пять лет — и она гражданка. Только надо ли оно ей?
— Не надо, Никита, не надо, — засмеялась Нина.
Дженни неожиданно смутилась — будто бы я говорил всерьез и застал ее за каким-то неблаговидным делом. Губы у нее задрожали.
— Эй, ты чего? — спросил я. — Что случилось?
Дженни только махнула рукой, а Нина тактично вышла в кладовую — впрочем, процесс приготовления завтрака был в самом разгаре, вполне возможно, что ей что-то понадобилось.
Я шагнул к девушке:
— Ты испугалась? Я чем-то тебя обидел?
— Да, — коротко ответила Гвиневера. — Видел бы ты себя со стороны… Глаза горят, страшный, и про подрывную работу. Я думала, ты меня зарубишь. Или сдашь в полицию.
На этот раз в недоумении застыл я. Конечно, с синяком на лице и рассеченной бровью, сразу после сна я вряд ли выглядел красавцем. Но неужели я перегнул палку и говорил слишком грубо?
Тут Дженни как-то совсем фамильярно и в то же время ласково потрепала меня по щеке — я опешил еще больше — и тихо сказала:
— Не только ты умеешь шутить, Никита.
— Ну хорошо, я рад, что ты не всерьез…
— А сейчас ты застал меня врасплох. Я и правда испугалась — но не потому, что разговаривала с Ниной о чем-то предосудительном.
Просто твое появление было неожиданным — как в страшном сне, когда ты уверена, что одна, а кто-то выглядывает у тебя из-за плеча. Но иногда я правда тебя боюсь. Клинок на поясе и постоянная готовность пустить его в ход. Удивляюсь, что ты не ходишь по дому со шпагой.
— Зачем?
— Затем же, зачем и по улице. Вдруг кто-то нападет?
— У нас крепкие запоры…
— А если враги осадят дом?
— Внешние враги?
— Не поняла тебя.
— Враги, которые угрожают не только мне, но и моей стране?
— Ну, пусть будет так.
— На этот случай у меня под кроватью лежит автоматическая винтовка.
Дженни воззрилась на меня недоверчиво.
— Пойдем покажу!
— Серьезно?
— Почему нет? Ты допила какао?
— Да… А ты не будешь?
— Я никогда не завтракаю так рано. Пойдем.
Мы поднялись наверх, зашли в спальню. Дженни с интересом осмотрелась.
— Ты не ночевал дома?
— Почему? — удивился я.
— Постель не тронута…
Я улыбнулся.
— В армии меня приучили заправлять кровать сразу. Впрочем, я всегда делал это и до армии.
— Да, и еще кое-что…
— Что именно?
— Не важно.
— Ну, раз начала, говори.
— Нет, может быть, скажу потом. Так где твоя винтовка? Или ты привел меня сюда только показать спальню — раз уж не успел сделать этого вчера?
Я выдвинул из-под кровати закрепленный на специальных алюминиевых салазках стальной ящик — просто так не унесешь, даже если залезешь в дом. Один замок был кодовым, ключ от второго всегда при мне. Открыв оба замка, я вытащил матово-черную автоматическую винтовку. Изогнутый магазин, тяжелый приклад, ствол средней длины. Десять снаряженных магазинов лежали в ящике.