Голицын даже открыл глаза и уставился на меня удивленно.
— Зачем ты всюду носишь с собой взрывчатку?
— Подарок друга, — усмехнулся я. — Он служил в разведке, вот и подарил специализированный хронометр — с тайником и сюрпризом внутри. Сначала я хотел вытащить пластид, а потом решил — пусть будет. Вдруг пригодится? Вот и пригодился…
— Зайдем в отхожее место, — предложил Петр Михайлович. — Оно, кажется, не попадает в угол обзора глазка.
Мы отошли в угол, где я продемонстрировал шерифу свою запрещенную законом и, по большому счету, кодексом чести игрушку. Миниатюрная пластинка с липким шариком, который позволит приклеить ее к нужной поверхности, шнур с другим шариком на конце. После того, как его раздавишь, начинается химическая реакция, поджигающая шнур. Десять секунд — и взрыв.
— Чувствую себя плохо, — вздохнул Голицын. — Руки трясутся, и ноги как ватные. Да и ребро, наверное, сломано. Но лучше не будет — только хуже. Действуй. Пойдем на прорыв. Мне бы клинок… Я бы им показал — даже с поломанным ребром.
Я подкрался к двери. Где располагался запор, понять было легко — рядом с замочной скважиной. Его даже было видно сквозь небольшой промежуток между дверью и стеной. Прилепить круглую пластинку взрывчатки напротив засова оказалось очень легко.
По-хорошему, взрыв должен был получиться направленным.
Хрустнул под пальцами шарик — детонатор возгорания. Зашипел шнур. Я полагал, что, если нам не удастся повредить замок, на шум прибегут охранники. Мы попытаемся с ними схватиться — что толку умирать, как крысам, загнанным в угол?
Взрыв оказался не слишком громким, собственно хлопка я не уловил — его заглушил железный грохот. Засов просто вырвало, в воротах зияла дыра. Я распахнул их, выскочил в коридор. Голицын вышел следом за мной.
Коридор шел и вправо, и влево. Но вправо — немного вверх. Скорее всего выход был там. Мы молча двинулись вперед. Что странно, на грохот никто не спешил. Где наши тюремщики?
Метров через тридцать показались еще одни ворота — полуоткрытые. Возле них целовалась парочка охранников. У меня едва глаза на лоб не вылезли, когда я это увидел. Конечно, у аристократов свои причуды, но вот так, на посту… Да и вообще зрелище мерзкое.
Мы подоспели к самому интересному моменту — один охранник снял другому берет, и у того по плечам рассыпались темные волосы. Женщина. У меня даже от сердца отлегло, хотя, по большому счету, какое мне дело, что за охранники у Михалкова и чем они занимаются на посту?
По гладкому каменному полу мы шли практически бесшумно, и мне удалось подкрасться к парочке незамеченным. Опускаться до откровенных подлостей не хотелось, но сейчас на кону стояло слишком много. Не наши жизни — безопасность государства…
Размахнувшись, я сильно ударил парня по голове — в точку за ухом. Из этой позиции такой удар казался мне наиболее подходящим. Парень рухнул, как куль с мукой. Голицын наклонился и, шипя — как я сообразил чуть позже, от боли в ребре, — потянулся к клинку молодого человека. Девушка, оказавшаяся со мной лицом к лицу, дико взглянула на меня и потащила из ножен кинжал. А ведь девушка знакомая! Ксения, встретившая меня возле палатки и так удачно угостившая кофе. Она умела драться…
Удар в лицо опрокинул бы женщину и наверняка вывел из игры — как бы подготовлена она ни была, разница в весе и физической силе не могла не сказаться. Но ломать девушке нос, как бы она со мной до этого ни поступала, — нельзя. На Ксению я не мог поднять руку. Потому что она была женщиной. Потому что она кормила меня сыром и хлебом — пусть и с далекоидущими целями… Да, она опоила меня — но ведь наверняка она действовала, исходя из лучших побуждений.
Не скажу, что все эти мысли вихрем пронеслись в голове — уже потом я анализировал свои поступки, а сразу просто осознал, что драться с ней не смогу. Поэтому, пока она не успела вытащить кинжал, обхватил ее, чтобы она не могла поднять руки, прижал к себе и повалил на землю. Глаза девушка горели огнем, но она не закричала, а попыталась меня укусить. Да что там попыталась — укусила за щеку. Я, правда, вывернулся, перехватил ее одной рукой, а другой зажал рот — и чтобы не кусалась, и чтобы не догадалась закричать.
В ворота вошел еще один парень в просторном черном плаще — как я уже заметил, некоторым местным такая одежда заменяла камуфляж. Не все высокородные аристократы хотели носить солдатскую одежду.
— Вы что творите? — начал он, заметив на бетонном полу меня с Ксенией и, очевидно, приняв меня за друга девушки, но перевел взгляд на Голицына, завладевшего клинком, и словно онемел.
— Тихо! — Петр Михайлович направил шпагу ему в горло. — Если хочешь — будем драться. Один на один.
— Идет, — тут же отозвался молодой человек.
Голицын дал ему возможность вытащить шпагу, после чего последовала серия коротких взаимных ударов.
Голицын дал ему возможность вытащить шпагу, после чего последовала серия коротких взаимных ударов. Я не понял, что сделал Петр Михайлович — сам он стоял на месте, но рука с клинком двигалась очень быстро, — но спустя несколько секунд молодой человек лежал на земле, зажимая рукой грудь. Голицын бил в легкое, чтобы лишить противника возможности двигаться и кричать, но оставить в живых.