— Как фермеры борются с волками? Охотятся на лис? — спросила Дженни. — Без огнестрельного оружия это, наверное, не так легко…
— Охота для удовольствия у нас не приветствуется — какое удовольствие убить живое существо, которое по определению слабее и глупее тебя? А если волки наседают, вызывают санитаров, а то и армейские подразделения. Прежде фермерам разрешалась охота с ружьями, но случилось несколько инцидентов — не с гражданами, а с жителями, которые получили доступ к оружию, — и решили, что даже на волков лучше охотиться специалистам. Впрочем, если станет туго, огнестрельное оружие, как я полагаю, есть у большинства фермеров — ведь почти все они граждане. Зарегистрированные винтовки, именные пули — всего этого достаточно для того, чтобы оружие нельзя было использовать в неблаговидных целях. А застрелить волка, который подбирается к твоему жилью, — поступок вполне оправданный.
— И все-таки я не понимаю, — вздохнула Гвиневера. — Почти каждый, по твоим словам, имеет дома оружие — но преступлений с его применением практически не бывает.
— Бывают. С применением незарегистрированного оружия.
— Неужели никто не испытывает желания застрелить соседа, если знает, что в бою на шпагах ему не победить?
— Оружие получают только резервисты — для того, чтобы в случае необходимости противостоять внешнему врагу.
А любой гражданин, отслуживший в армии, знает, что стрелять можно только во врага государства. Тем, кто этого не понимает, не разрешат служить в армии. Слишком горячих и глупых убивают на дуэлях еще в молодости. Естественный отбор.
Мы повернули на проселочную дорогу, где было всего две полосы, а потом и вовсе свернули на грунтовку. Дженни начала оглядываться по сторонам с беспокойством:
— Ты хочешь завезти меня в самую глушь? Зачем?
— Съем, — улыбнулся я. — Ты ведь уже поняла, что жители — не люди, а иностранцы полностью зависят от прихотей гражданина. Или все же нет?
— Наверное, нет, — протянула девушка.
Километра два мы ехали вдоль лесополосы — на обочине цвели кусты дикого шиповника, набухали бутоны пижмы. Никого вокруг — ни машин, ни людей. Засеянные поля — только на горизонте, жилья нет вообще. А потом мы въехали в лесополосу и из нее выскочили на поляну перед синей гладью озера. Большой скальный массив поднимался над водой, с другой стороны от этого массива, как я знал — видно отсюда этого не было, — в озеро впадала река Кундрючая. Дорога вела вверх, на поросшее травой навершие скального массива. Я поднажал, разогнался, и «Руссо-Балт» вылетел на холм, который теперь казался островом. Вода впереди, река сбоку…
— Красиво, — прошептала Дженни. — В Америке очень много красивых пейзажей, особенно в горах, но здесь мне тоже очень нравится.
— Одно из моих любимых мест.
— О нем сложены какие-то легенды?
— Не знаю. Русские поселения в этих краях не слишком древние. Хотя здесь, на границе Европы и Азии, происходило множество исторических событий, степные территории в последнюю тысячу лет были пограничными. Между кочевыми ордами и поселениями земледельцев, между христианским и мусульманским миром… Скифы сгинули неведомо куда очень давно, а после них здесь лежало Дикое поле. Казаки начали его осваивать каких-то триста лет назад. Для ордынцев тут было слишком холодно. Для русских — неспокойно. Так что легенд сложить пока еще не успели.
Мы вышли из автомобиля, по каменистой тропинке направились к воде. Легкий ветер трепал рыжие кудри Дженни. Моя стрижка была слишком короткой, я ветра не замечал, пока волосы девушки не начали щекотать мне лицо.
— Если стать и раскинуть руки, можно подумать, что летишь, — заметил я.
— Так делала героиня в каком-то фильме, — отозвалась Гвиневера и тут же подняла руки. Со стороны это, наверное, выглядело красиво. Я держал Дженни за талию и видеть нас не мог. Интересно, сможем ли мы когда-нибудь увидеть всю нашу жизнь со стороны? Хотя бы после Страшного Суда? И каково будет соотношение приятных и красивых моментов с теми, за которые нам будет стыдно?
— Вода еще холодная? — спросила девушка.
— Прохладная. Но, если хочешь, мы можем искупаться.
— У меня нет купальника.
— Ну и что? Мы здесь одни. Да если кто-то и увидит издалека — что нам до него за дело?
Гвиневера посмотрела на меня с хитрой улыбкой.
— Выходит, тебя не смущает, что меня увидит кто-то другой?
— Смущает. Но никто не увидит.
— Врешь…
— В такое время тут появляются только рыбаки. Утром или вечером. И шум машины мы услышим.
— Ты врешь, что тебе не все равно, увидит меня кто-то или нет.
Утром или вечером. И шум машины мы услышим.
— Ты врешь, что тебе не все равно, увидит меня кто-то или нет.
Гвиневера была не совсем права, но спорить с ней я не стал. Хорошенькая девушка, иностранная гостья, умная и раскрепощенная. Но любил ли я ее? Увы, нет. И она это чувствовала.
— Я буду купаться в любом случае.
— Иди.
— Постережешь мой клинок?
— Тут ведь никого нет. Зачем стеречь?
— А ты не хотела бы представить себя Феей Озера?
— Ты хочешь попробовать себя в роли Ланселота?
— Возможно… Только Фея Озера вручала «Экскалибур» королю Артуру.
Я быстро разделся до плавок, осторожно вошел в воду. Змееныш, притаившийся на дне, почувствовав колебания воды, уплыл куда-то по дну. Змей в этих местах хватало. Но рассказывать об этом Дженни я не стал. Вряд ли она станет бродить в густой траве одна.