— Как гражданин России я могу свободно перемещаться по ее территории, включая частные земельные наделы, превышающие сто гектаров, а также меньшие, если они граничат с естественными водоемами. А вас, гражданин Михалков, я вызываю на дуэль.
Николас не обратил на мои слова никакого внимания. Он о чем-то задумался, потом ткнул меня в живот тростью.
— Как ты сюда попал?
— Упал с борта яхты.
— Эту ложь я уже слышал. Кто приплыл на остров с тобой? Отвечать!!!
— Как гражданин, согласно кодексу, я вызываю вас на дуэль и в случае отказа объявляю трусом и подлецом, — заявил я. — Неужели вокруг одни холопы и нет ни одного гражданина, который заботится о своей чести?
Меня уронили на землю и от души попинали. Боль я чувствовал не очень остро, потому что не совсем оправился — тело было словно онемевшее. Скорее всего девушки подсыпали в кофе снотворное или наркотик, и его действие продолжалось.
— Обыскать его, — приказал Михалков.
Через минуту почти все мои вещи и деньги лежали на траве у ног Николаса. Тот ходил и брезгливо трогал начищенным носком туфли разбитый телефон, прибор ночного видения, карту.
— Что это? — указал он на ракетницу.
Я не счел нужным отвечать.
Я не счел нужным отвечать.
— Подлое оружие! Или сигнальное? Значит, у тебя есть сообщники? Но, судя по всему, такие же дилетанты, как и ты! Снаряжение — дерьмо! План — дерьмо! Самозваный шериф!
Михалков схватил телефон — видимо, для того, чтобы посмотреть на последние номера, по которым я звонил, но аппарат был безнадежно испорчен. Хоть в чем-то мне повезло — сообщники мои останутся в тени. С другой стороны, если бы Николас набрал номер Матвея, тот понял бы, что со мной не все в порядке, и вызвал подмогу… А так — неизвестно, чем всё закончится. Настроены хозяева здешних земель были решительно и церемониться не собирались.
— Значит, вы знаете, что я — шериф? — спросил я. — Почему тогда обращаетесь со мной подобным образом?
— Шерифская должность, гражданское представительство — изобретение гнилого Запада. И слово-то «шериф» мерзкое, нерусское, — безапелляционно заявил Михалков. — Кто служит на такой мерзкой должности, подлежит уничтожению как предатель. Ты прожил бы дольше, если бы не совался на этот остров и не становился на пути губернатора Гавайских островов.
— Отчего не короля? — через силу хмыкнул я. — Островной король — разве не лучше, чем губернатор?
— Михалковы служат императору, а не себе, — побледнел от злости Николас. — Ты не смутишь меня дешевой демагогией кухаркиных сынков.
— Мои предки — дворяне, а сам я — гражданин.
— Позор дворянину, отказавшемуся от своего сословия, — заявил Николас. — Он заслуживает соответствующего холопу обращения. Тащите его к другому пленнику — вдвоем мы сломаем их быстрее. Главное — успеть. Нехорошо, что этот щенок нашел нас. Если это оказалось под силу ему, на наш след смогут выйти и другие негодяи. Или ты оказался здесь случайно?
Я, естественно, не ответил. Но выбивать сведения из меня прямо на полянке не стали. Оттащили к трехколесному мотоциклу с большими и широкими колесами и бесцеремонно запихали в объемистый короб, служивший мотоциклу багажником, предварительно надев наручники. Еще несколько таких мотоциклов — не все с коробами, некоторые рассчитанные только на перевозку людей, — стояли под сенью деревьев. С ревом машины помчались по лесу. Дорогу я разглядеть не мог — в пластиковом коробе было не слишком-то удобно смотреть по сторонам, да и обстановка не располагала.
После довольно долгого и ухабистого пути по лесу мы оказались на почти такой же полянке, как та, с которой начался наш путь. Только горы стали ближе, но никакого поселения или лагеря я не увидел. Потом мне на голову накинули мешок и куда-то погнали. Я постоянно спотыкался и получал тычки со всех сторон. Всё это было болезненно и очень неприятно.
Заскрежетало железо, потянуло холодом — я почувствовал это всем телом, — и меня втолкнули куда-то. Вновь скрежетание, и тишина, нарушаемая лишь чьим-то дыханием.
Хотя руки были в наручниках, снять мешок не составило труда. Тусклая электрическая лампочка в простом патроне освещала пещерку — даже скорее какую-то нору с металлическими воротами и необработанными каменными стенами. Около стены на куче тряпья сидел человек. На меня он смотрел блестящими полубезумными глазами.
— Петр Михайлович? — спросил я, когда глаза привыкли к тусклому освещению.
— Никита? — прошептал человек. — Но почему ты?
— Рыкова подстрелили, — ответил я.
— Но почему ты?
— Рыкова подстрелили, — ответил я. — Он остался дома, а я полетел на Гавайи. Надеялся вас выручить, но пока что сам попал в плен. Но нас вытащат, не беспокойтесь.
— Ни слова, — приказал мой шеф. — Хотя… Я не могу понять, Никита, где сон, а где явь. Мне кажется, ты мне снишься. Подойди сюда, присядь.
Я послушно дошел стены, опустился на грязные тряпки. Шериф выглядел крайне неважно. Обтянутые скулы, нездоровый взгляд, нечесаные волосы. Таким я его еще не видел. Хорошо хоть без синяков и ссадин… Я вспомнил о том, что в Голицына стреляли из самострела. Следы травм, должно быть, скрыты под одеждой.
Голицын прикоснулся ко мне сухой горячей рукой.