— Как вас зовут, гражданин?
— Волков. Никита Волков.
— Не могу сказать, что рад знакомству — при других обстоятельствах был бы рад, — но вы себя по крайней мере адекватно ведете. А вы, гражданка… Чего этот волосатый тип от вас хотел? Передать какую-то петицию?
Дженни промолчала — то ли не поняла, что обращаются к ней, то ли задумалась.
— Насколько я понял, да, — ответил я за девушку. — Госпожа Гвиневера Смит из Америки, моя гостья. Как уж они прознали, откуда она приехала, сказать не могу — мы в Константинополе случайно, на экскурсии, прилетели сегодня утром, — но бросался этот юродивый к ней не просто так.
— Вы знакомы с кем-то из тех, кто тут крутился? — спросил лейтенант Дженни.
— Нет. Ни с кем, — тихо ответила она.
— Жаль…
— Лично мне — не очень, — несколько раздраженно бросила девушка.
— Я имел в виду, что расследовать дело нам будет труднее, — смутился полицейский.
Сержант затолкал избитого жителя в «обезьянник» «Руссо-Балта», лейтенант кивнул нам, предлагая устроиться на заднем сиденье. Мы поехали в участок — хорошее продолжение экскурсии. Успеть бы теперь на самолет…
В полиции мы пробыли не слишком долго. Почти сразу нас посетил представитель контрразведки в штатском. Представляться он не стал, а я не настаивал, ибо меньше знаешь — крепче спишь. Криво улыбаясь, контрразведчик заверил нас, что фотографии с избиением русским гражданином представителя полулегальной организации за права жителей уже завтра появятся во многих иностранных газетах. Непохоже было, что он считает это ужасным происшествием — наверное, случай в его практике был далеко не первый.
— А вот откуда они узнали, что госпожа Смит — гражданка Америки, интересно, — заявил контрразведчик после нашего рассказа. — Времени для того, чтобы подготовить провокацию, у иностранных резидентур и местных провокаторов почти не было. Но организовано все просто замечательно… У вас есть соображения по данному поводу?
— Я даже домой не звонила, чтобы сказать, что мы полетим в Константинополь, — вместо меня ответила Гвиневера. — Билеты были выиграны на балу, мы торопились переодеться.
— То-то и оно…
— Секретом наша поездка тоже не была, — сообщил я. — Дома за нами, кажется, следили. В последнее время мне все время кажется, что я ощущаю на себе пристальное внимание. Не знаю только чье. И это не мания преследования.
— Будем разбираться, гражданин Волков, — заверил меня контрразведчик. — Выделить вам группу сопровождения? Проводить в аэропорт?
— Полагаю, я в состоянии защитить себя и свою спутницу. Особенно если учесть, что мы находимся в Третьей столице России, крупном городе, который заполнен полицией.
— Хорошо. Не думаю, что на вас нападут еще раз. Они получили то, что хотели.
Они получили то, что хотели. Компрометирующие снимки сделаны, еще на какие-то провокации они вряд ли решатся.
Никаких долгих разбирательств. Никаких лишних вопросов. Порука моих слов — честь. Если понадобится что-то выяснить — меня всегда можно найти. Я не стану прятаться от закона, всегда окажу содействие полиции — если ее сотрудники не будут требовать от меня чего-то недостойного. А они не будут, потому что каждый полицейский — гражданин, и каждый полицейский следует долгу чести. Тех, кто преступает закон и даже приличия, безжалостно увольняют. И увольнение — самая мягкая мера.
С тех, у кого власть, спрос вдесятеро сильнее. Нарушил закон житель — его накажут. Такое же прегрешение совершил гражданин — его накажут вдвое сильнее. Любое преступление, совершенное полицейским, контрразведчиком, шерифом, карается еще строже.
Полицейский участок располагался в торговых рядах за старой крепостной стеной, между городом и морем. Когда нас отпустили, мы вышли к берегу, сели за столик маленького ресторанчика, заказали кофе. В небе кричали чайки, от моря пахло рыбой и выхлопами двигателей танкеров, которые шли через Босфор в Средиземное море. Мимо Константинополя проходит один из самых оживленных торговых путей. Этот клочок Малой Азии дает России выход в Европу, к северу Африки, Аравийскому полуострову и дальше, в Индийский океан — через Суэцкий канал.
— Почему они не попросили отдать конверт? — поинтересовалась Дженни, доставая из сумки сверток.
— Как можно? — спросил я. — Ты — гражданка другого государства, моя спутница. Если бы ты не взяла конверт у этого сумасшедшего — дело другое. А раз взяла — он становится твоей собственностью. Впрочем, попросить тебя показать письмо полицейские или контрразведчики могли. Но они скорее всего прекрасно знают о его содержании. Вряд ли там есть какая-то конфиденциальная информация или военные тайны.
— Посмотрим, что внутри?
— Если хочешь. Ты ведь должна знать, что везешь.
Внутри конверта оказалось несколько листовок на цветной бумаге с карикатурами на граждан. Карикатуры были оскорбительными, но не противозаконными. Одну, где солдат в полном боевом снаряжении пинает сапогом субтильного торговца, за спиной которого висит плакат «Мы не хотим воевать, мы хотим честно торговать», я прежде видел. Торгуйте, кто вам мешает? Но соблюдайте законы и не лезьте в дела государства, которое защищают граждане. А если хотите управлять государством — извольте не только платить налоги, но и отдавать своих сыновей на службу в армию и внутренние войска, учите своих дочерей — словом, становитесь гражданами сами.