Около полудня они достигли замка де Мер, где их радостно встретила вся семья, и тут же сели за высокий стол, уставленный кушаньями и вином. Там же по просьбе Джима и приказу Геррака посадили Ивена Мак?Дугала.
Несмотря на вино и хорошую еду, а также относительно удобную скамью, прошло больше получаса, прежде чем Мак?Дугал, пролежавший всю ночь связанным на земляном полу, начал вести себя так, будто был в чужом замке в гостях.
Он вступил в беседу с де Мерами и особое внимание уделил Лизет, очевидно считая ее более юной и менее умной и опытной, чем она была на самом деле. Он так распушил перед ней хвост, что на лицах братьев появилось угрожающее выражение. Лишь благодаря многозначительному взгляду Джима, адресованному Герраку, который сразу все понял и успокоил своих сыновей, удалось предотвратить ссору.
— Ни на миг не забывайте, дети мои, — сказал Геррак, выбрав подходящий момент, — что, хотя милорд Мак?Дугал наш пленник, он также дворянин и гость в нашем замке, поэтому мы должны быть учтивыми с ним. Уверен, что вы так и поступите.
Сыновья поняли если не предшествующее объяснение, то, по крайней мере, приказ, содержавшийся в последней фразе.
Вскоре Джим, выпивший и съевший уже более чем достаточно, заявил о своем намерении поговорить с Лизет о Брайене и взглянуть на друга. Джим выразил надежду, что сэр Геррак простит их с Лизет и позволит им выйти из?за стола.
Геррак не возражал, и Лизет поспешно поднялась со своей скамьи. Они вышли из зала, провожаемые разочарованным взглядом Мак?Дугала, сосредоточенном, конечно, на Лизет, а не на Джиме.
— Я в самом деле хочу узнать о Брайене, — сказал Джим, когда они начали подниматься по винтовой лестнице. — Но я хотел бы обсудить с тобой еще кое?что.
Сначала, конечно, о Брайене. Как он себя чувствовал после моего отъезда?
Удалось ли тебе менять ему повязку каждый день и как выглядела рана?
— Мы меняли повязку каждое утро, в точности как вы показывали, милорд, ответила Лизет.
— Рана затягивается быстро, просто с чудесной скоростью — и это, конечно, только благодаря вашей магии, сэр Джеймс. Кровь теперь почти не идет, когда мы снимаем повязку, — совсем не так, как было всего два дня назад.
И еще вокруг раны нет никакой красноты, о которой вы говорили. Теперь сэр Брайен чувствует себя бодрее; он все настойчивее требует вина и чего?нибудь еще кроме супа, которым мы его кормим. Вы уж теперь сами решите, как с этим быть.
— Спасибо, что предупредила. — Джим нахмурился. Похоже, Брайен становился все более беспокойным пациентом, независимо от состояния своей раны. — Я поговорю с ним и, может быть, даже позволю давать ему немного вина, мяса и хлеба. Но прежде всего я должен взглянуть на его рану, только после этого я смогу решить.
— Мы нашли немного лука возле стены замка, — сообщила Лизет. — Наверно, его тоже можно дать сэру Брайену. Ведь это первый весенний овощ.
Когда она сказала про лук, у Джима потекли слюнки и он пришел в восторг от спокойного предложения Лизет. Не только она — каждый обнаруживший молодой зеленый лук и каждый, кто услышал о нем, должен был проявить железную выдержку, чтобы не броситься за этой первой съедобной зеленью, поскольку припасенные на зиму овощи давным?давно кончились.
Как человека двадцатого столетия, Джима всегда удивляло, каким образом в средние века люди обходились без овощей, — по крайней мере, свежих — почти девять месяцев в году. А когда сезон овощей наконец начинался, он мог оказаться слишком коротким.
Джим мог себе представить, какое большое внимание уделяли в замке огороду, когда приходило время первого урожая. Слуги, первыми обнаружившие лук, конечно, не решились бы тут же выкопать и съесть его, опасаясь сурового наказания.
Зато Лизет проявила подлинную самоотверженность, ведь именно она раньше всех услышала про лук и предложила отдать первые ростки сэру Брайену. Впрочем, чувство чести было присуще Лизет в не меньшей степени, чем остальным членам семьи.
Конечно, свежую зелень следовало предложить единственному раненому в замке. Но все же можно было найти предлог, чтобы не делать этого: например, предположив, что лук повредит Брайену в его нынешнем состоянии.
— Ха! — быстро воскликнул сэр Брайен, когда Джим и Лизет вошли в его комнату. — Ты вернулся, Джеймс! Иди сюда, дай я поцелую тебя!
Джим стоически перенес этот ритуал. Хотя Брайен и был близким другом, из его рта, как у всякого человека четырнадцатого столетия, исходил довольно тяжелый дух, отнюдь не улучшившийся от того, что он пролежал несколько дней в постели. И конечно, он не брился.
— Теперь расскажи мне обо всем, что произошло, — потребовал Брайен, отпуская его.
Джим начал рассказывать, одновременно разбинтовывая ранy. Повязка отошла без особых затруднений, и в открытой ране почти не оказалось крови. По краям раны Джим не обнаружил признаков воспаления.
Он постарался скрыть свое изумление. Конечно, разрез, хотя и довольно длинный, едва ли затронул что?нибудь, кроме кожи. Но кожа растягивалась при малейшем движении, и заживление подобной раны в столь короткий срок казалось совершенно невероятным, особенно в таких антисанитарных условиях.