— У него пунктик, — пояснила она вполголоса. — Проф боится, когда двери закрыты, и всегда проверяет. Ну что, спускаемся?
Не дожидаясь ответа, она нырнула в раскоп.
Велька полез следом. Шахта уходила глубоко, так глубоко, что, если отпустить руки, пожалуй, и костей не соберешь. «Живая» лестница страховала движения. Ртутный металл вспухал вокруг ладони, делая хватку удобнее, а под подошвы ставил удобную площадочку.
Скоро Василиса скакнула на площадку. Велька замешкался: прожектора били насмерть, жаля глаза с киношной основательностью.
— Ого, — послышался жизнерадостный голос Эксварьи, — наша дама обзавелась свитой.
— Это Велетин. Он потерпел шаттлокрушение над маяком!
— Велетин… — Эксварья по-птичьи склонил голову набок. — Вот и хорошо, что Велетин. Помощники нам нужны. Вы, кстати, дверь не забыли открыть?
— Нет, не забыли!
Велька завертел головой, осматриваясь. Раскопанный зал мог древностью поспорить с Шатоном.
Раскопанный зал мог древностью поспорить с Шатоном. И хорошо поспорить: на год рабства или, скажем, на диски с полной «героеграфией». Потому что вырубили его в те времена, когда экспедиция на Лувр была еще в проекте.
Стены покрывал искусственный лишайник. Торчали из пола шкафы-сталагмиты и сейфы-валуны. Потолок пучился треснувшим экраном-глазом, вырубленное отверстие чернело квадратным мультяшным зрачком.
— Обалдеть, — прошептал Велька.
— Впечатляет?! Это еще не все. Смотрите!
Прожекторы погасли, и зал погрузился во тьму. Длилось это секунду или две, а потом на стенах протеплились алые линии. За ними вспыхнули желтые; радуга разлилась по стенам, наполняя воздух тонким сиянием.
— А?!
Углы зала резко очертились, и стало видно, что у стены стоит Федя в одних трусах, со шлангом в руке.
Наш Федя с детства связан был с землею, —
напевал он, —
Домой таскал и щебень, и гранит…
Однажды он принес домой такое,
Что папа с мамой плакали навзрыд. [35]
Водяные струи прорывали русла на плечах и спине археолога. Грязь не сдавалась. Бетонная мука тяжелыми ручейками лилась на пол, открывая блестящую кожу.
…В науке Федя оттрубил срока три, от звонка до звонка. Этого хватило, чтобы сделать его научным авторитетом. Федю с ног до головы покрывали татуировки. На груди полуголая женщина (в одних только пифагоровых штанах); по предплечью ностальгическое: «Не забуду альма-мать родную»; бока украшало: «За Cos( 3L) ответишь». Еще одна формула ныряла под резинку трусов, и Велька мог прочесть лишь: «буду — Пифагор…» Археология была лишь этапом в сложной и многотрудной Фединой жизни.
— Слышь, проф, — полуобернулся он к Эксварье. — Мы шкафы сразу вскроем или при доценте гнилом?
— Не понимаю, Федя, — насторожился Эксварья. — Кого это вы называете гнилым доцентом?
— У вас слайды не грузятся, проф… — Федя изогнулся, пытаясь высмотреть что-то в мутных водоворотах под ногами.
— Не понимаю… — Профессор повертел головой, словно ему жал воротник. — Вы опять выражаетесь загадками. Мартин — такой же член экспедиции, как и вы: Он, между прочим…
— Киса, вдохните фосгену. — Федя обвел рукой зал. — Тут явные следы чужой цивилизации. А Мартин, доцент аморальный, все опечатает. И будет вам, проф, не Нобечевка, а, извините, пятый орган собаки Павлова.
— Но как же научная этика?!
— У вас формулы на хинди, — ласково ответил Федя. — Ваш удел — пингвинья физиология. И сейчас я вам это докажу. — Он выключил воду и принялся энергично растирать голову полотенцем. — Скажите, проф: мы с вами кто?
— Ученые.
— Позитронно, киса! А еще?
— Н-ну… Честные люди.
— О да. Честные люди… Пастер, вколите себе бациллу. На букву «а».
— Археологи? — догадался Эксварья.
— Вот! Археологи. А теперь следующий вопрос: какие мы археологи?
— Академичные?
— Грант!
— Послушайте, Федя, оставьте ваш идиотский жаргон.
Он уместен в устах Лары Крофт, но мы-то с вами не «черные археологи»!
— О-о! — Здоровяк присел и загоготал: — В лауреаты! Расширьте перечень трудов! Мы с вами как раз они и есть. А знаете почему?
Федя вновь включил воду и погнал струю к ногам профессора. Тот отступил на шаг.
— Смотрите, проф. Видите пятно под ногами? Вы только что на нем стояли. — Струя прошлась по темному пятну, размывая грязь. — Это прэта, дохлый, правда… Мы находимся в их усыпальнице.
Профессор обвел зал ошарашенным взглядом. Повсюду, насколько можно было видеть, темнели пятна, очертаниями способные свести с ума самого Роршаха.
— Не может быть! Усыпальница прэта в нашем доминионе?
— Точно, говорю вам.
Шланг взбаламутил желтой пеной очередное пятно. Эксварья повернулся к подросткам, словно ища поддержки:
— Но… но ведь это невозможно!
Велька отмолчался. Василиса скорбно покачала головой:
— Профессор, Сократ мне муж, но пусть он выпьет яду. Прэта — они умные, по всем доминионам летали. Значит, и у нас могли…
Федя принялся натягивать брюки:
— Во, проф! Устами младенцев глаголет Шамбала. Мы в усыпальнице чужой расы и уже успели поглумиться над трупами. Вон у вас на ботинке что?
— Ох! — Эксварья присел, пытаясь оттереть проклятую пену.
— Мы «черные археологи». А значит, надо и вести себя соответственно. Усыпальницу разграбить, обшарить трупы. Это же так весело!