Здравствуй, земля героев!

Но вышло иначе.

Когда Тая вернулась домой, ее встретила непривычная тишина. Алексей Семенович одиноко ужинал в холле первого этажа. При этом он горбился, вздыхал и был похож на вымокшего под дождем воробья.

— Добрый вечер, папенька. — Тая сделала книксен, и одеяло при этом нескромно распахнулось. — Приятного вам аппетита.

— Спасибо, — отвечал полковник. — Доча, мне нужно с тобой поговорить.

Тая чинно, словно бальное платье, огладила одеяло и уселась за стол. Носик ее брезгливо сморщился: от сложенных на столе коробок несло тухлятиной.

— Позвольте осведомиться, папенька, — спросила она, с трудом вспоминая обороты ослябийской речи, — откуда доносится это непрезентабельное амбре?

— Вот, полюбуйся, — полковник пододвинул коробки. — Реблягу-аши семнадцати сортов.

— Как сие понимать, папенька?

— Так и понимай. Ефросинья заказала на всю семью реблягу-аши. Вот счет из ресторана. Вот записка.

В записке Фросиным почерком сообщалось, что отныне семья переходит на новую диету. Пора, мол, брать на вооружение достижения науки чужих доминионов.

Таины глаза округлились:

— Обалдеть, папенька!

— Это еще не все. Пойдем. — Полковник поманил ее пальцем: — Пойдем-пойдем.

На цыпочках они вышли на задний двор. Там им открылась и вовсе удивительная картина. Посреди грядок с сельдереем восседала Фрося.

Но какая!

В цветастом саронге. С браслетами на голых руках и ногах. Окруженная птицами и зверями: попугайчиками, мышами, ящерками. Из пруда выглядывали любопытные рыбьи мордочки.

— …и вопросил пророк Полиграф, — донеслось до Таи, — где двери?.. Двери где?.. Но сторож зоопарка оказался нищ духом и ответствовал: «Вот же они, человече. Или слеп ты, что не зришь очевидного?»

— Проповедует, — шепнул Алексей дочери. — Зверям и птицам проповедует.

Тая кивнула. Текст этот она слышала не раз: то была притча из «Книги шуток и реприз Полиграфовых», канонический текст.

— …и вновь вопросил Полиграф: «Да нет! Двери где? Тлоны, тобатьки, тутлики?»

Фросины слушатели затявкали, засвиристели, закурлыкали. Даже карпы в пруду булькнули одобрительно.

— Она что, — также шепотом спросила девочка, — вроде этого?.. Франциска Ассасинского?..

— Ассизского, доча. — В глазах полковника читалась растерянность.

Даже карпы в пруду булькнули одобрительно.

— Она что, — также шепотом спросила девочка, — вроде этого?.. Франциска Ассасинского?..

— Ассизского, доча. — В глазах полковника читалась растерянность. — Подойдем ближе?

Но ближе подойти не удалось. Из травы выскочил попугайчик-часовой и отчаянно заверещал. Звери прыснули в разные стороны. Фрося оглянулась, и Таю ждало очередное потрясение.

Лицо благодетельницы блестело, словно намазанное ваксой. Черные короткие волосы курчавились, в носу медью сверкало кольцо. Более наблюдательный Алексей Семенович успел заметить, что чернота распространяется по телу жены неравномерно: лицо темное, а шея еще нет. Голые руки и ноги сияют белизной.

Полковница кротко улыбнулась и погрозила язычникам пальцем. Миг — и она унеслась в небо, словно гигантский кузнечик.

— Мать кинкара! — только и смог вымолвить полковник. — Что это было?

— Н-не знаю. Я правда ни при чем!

Отец и дочь переглянулись.

— Может, поищем следы? — предложила Тая.

— Давай.

Следы скоро нашлись. Отпечатки Фросиных сапог вели в заброшенный сад — обратно домохозяйка шла босиком. Полковник с дочкой протиснулись в пролом в стене. Там, среди истоптанной травы, валялась уже знакомая Тае шкатулка. Бабочка-инжектор сидела на яблоневой ветке, равнодушно складывая и раскрывая крылышки.

— Вот оно, — полковник поднял шкатулку. — Все ампулы пусты.

— А что здесь написано?

— Это… — Вопрос застал полковника врасплох. Он замялся, не зная, как сказать. Наконец ослябийская правдивость победила: — Это асурские геном-трансформеры. Помалкивай об этом, ладно?

Девочка кивнула. Алексей Семенович повертел одну из ампул в пальцах:

— «Обратное колено кузнечика». Понятно, отчего она так сиганула…

— А это?

— «Язык птиц и зверей».

— Ой, а вот еще такая же! А это?

— «Непредсказуемый облик». — Полковник попытался вспомнить, в какой цвет последний раз красилась Ефросинья. Вроде в рыжий… Оставалась последняя ампула. Один из асуроглифов Алексей Семенович узнал сразу: «лицо». Остальные два переводились как «Истинный Полдень» — мифическая пятая сторона света.

— История… — Полковник обернулся к дочери: — Только никому, хорошо?

— Да что я, маленькая, па? — обиделась та. — Можно я книжку в твоей библиотеке возьму?

— Бери. — И Алексей Семенович вздохнул, обрадованный, что так легко отделался.

На вечер Тая устроилась на подоконнике своей комнаты. Усталая крепость отходила ко сну, разогретые за день камни отдавали тепло в надвигающуюся ночь.

«А Велька сейчас в кубрике, — подумала она. — Все-таки нехорошо в корпусе… Все по струнке, по-военному, и родителей рядом нет. Пусть даже таких, как Фрося».

Зря она с ним так…

«Ничего, — мелькнула сердитая мысль, — ему полезно. Выпендриваться меньше будет. Помучаю денек-другой и прошу».

От этих мыслей Тая повеселела. Влезла в аську, поболтала с подругами. Туманно («у нас с одной девчонкой такое случилось!») обсудила сегодняшние события. О подземельях, скелете и Фросе, конечна, ни слова — что она, дурочка? Зато о Вельке посплетничали всласть. Каждый шаг обсудили, все фразочки и интонации. Выходило странное: не то Велька безумно влюблен и только ждет, как бы признаться, не то играет с ней, словно с куклой. Ирка даже стихи написала:

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135