На терминале гипердоставки мерцал зеленый огонек.
Раймон рискнул выглянуть из своего убежища.
На терминале гипердоставки мерцал зеленый огонек. Кто-то отправил асури посылку, и какую! Почти семьдесят килограммов. Осторожно — с пяточки на носок — Раймон прокрался к пульту. Разблокировал терминал и с замиранием сердца (старому вояке уж, конечно, непривычным) открыл камеру.
Взгляду его открылась удивительная картина: на дне камеры лежала белокурая девушка, прекрасная, как сама любовь. Платье ее было разорвано, на обнаженном плече розовело клеймо — трилистник росянки.
Тело незнакомки стягивала мономерная нить.
— Кто вы? — спросил пират, отступая на шаг. — Как очутились в столь бедственном положении?
Незнакомка с жаром прошептала:
— Боже! Боже, ты знаешь! Боже, ты знаешь, за какое святое дело я страдаю. Я — несчастная Майя Утан.
— Что, что, суд-рыня?..
— Вы! Вы пришли убить меня, команидор?
— Д-да…
Это было первое из трех роковых «да».
Чтобы понять, что творилось в детальках, микросхемах и проводочках Квазимада, следует уяснить, чем вообще жила раса кинкаров.
В заповедях христианства насчитывается семь смертных грехов.
Кинкары знают их тысячу двадцать четыре.
Двести пятьдесят шесть являются первородными: их встраивают в микросхемы кинкаров еще на заводе. Остальные детям копируют папа с мамой. Некоторые грехи можно инсталлировать за особую плату, остальные дарят, крадут, обменивают и выдают по талонам.
Конечно же кинкары постоянно каются. Каждый понедельник они начинают новую жизнь, исполненную светлых ожиданий. О, сколько зароков знали лог-файлы парии Квазимада!
Будучи еще в ранге «маленького паршивца» двенадцати лет, он сто пятьдесят два раза обещал себе делать утреннюю зарядку.
Дослужившись до «отъявленного мерзавца», Квазимад бросал пить, курить и употреблять переменный ток повышенного напряжения. А женщины легкой алгоритмики? А скачивание файлов предосудительного содержания?
В пресветлый праздник Ржадества, когда все кинкары сжигают на улицах старые ненужные имплантаты, Квазимад организовал сбор средств в пользу обесточенных. Построенная на эти деньги электростанция дала ему энергию до следующих выборов. Возмущенных нищих по его приказу разобрали на гаечки и детальки.
Позже, став «парией», Квазимад баллотировался в диктаторы Кинкаррана. Тут уж он не мелочился. Объявив неделю Покаяния, Квазимад пригласил всех своих политических противников на банкет. Щедро угостил энергией чудовищного напряжения и частоты, а потерявших кинкарский облик отправил в реммастерскую. Доверенные техники имплантировали политикам микросхемы, отвечающие за комплекс неполноценности и — страшно сказать! — совесть.
Продажа контрабандной глины стала последним шагом на пути к званию «позора своей расы». Став главой кинкаров, Квазимад рассчитывал вовлечь все доминионы в братоубийственную войну.
Конечно же, рожденный предавать, Таины жесты он мог понять одним-единственным образом.
Сжатый манипулятор — это цельность данных. Оттопыренный большой палец — поток информации, уходящий в сторону. Что это, как не обвинение в предательстве?!
Жест Раймона на жаргоне уличных троянщиков означает «загнем ему манипуляторы». И — о коварство! — девочка-человек, которую Квазимад почитал чистым, святым созданием, согласилась.
Мало того, выделила влагу, что означало «он нужен нам как отработанный антифриз».
«Единички его и нолики поменяем местами, — отвечал Раймон, — и так десять раз!»
Да, скажу я вам. Возможно, он и замышлял предательство. Но разве не стремились его байтики и килобайтики к святости? Разве не держал он жесткий диск свой в строгости и чистоте?
А его так оскорбили!
Стараясь остаться незамеченным, кинкар выскользнул за дверь. Мысли его кувыркались, словно граната в стиральной машине.
Комната, в которую попал Квазимад, предназначалась для медитаций. Застеленные матами полы, цветы в горшках, гобелены с летящими сквозь облака паутицами и жраконами.
На ковре, накрытое тканью зеленого цвета (RGB 26, 145, 37, определил Квазимад), медитировало некое существо. Волны блаженства и покоя исходили от него, дефрагментируя мятущиеся файлы кинкара.
С благоговением Квазимад опустился на маты.
— Кто ты, о благостный? — вопросил он. — Ты послан кремниевым господом кинкаров, дабы отвратить от меня предательство?
Фигура молчала.
— Благородство твое и мудрость несомненны. Я готов стереть греховные файлы свои, обнулить память и начать новую жизнь, но дай знак, что жертва моя угодна Всевышнему!
Медитирующий не ответил.
— Истину глаголешь, — огорчился кинкар, — греховен я. И разве не сказал Господь: «Скачивая файлы мои, бескорыстными будьте, ибо личерства жадного не приемлю я»? Открой же мне лик свой, о незнакомец!
С этими словами он сдернул с медитирующего покрывало. Под зеленым платком сидел Намса.
— Да-а, — протянул Квазимод, — асурки знают толк в извращениях… О бедный Йорик, — продолжал он, разглядывая дакини, — я не знал тебя нисколько. Был ли ты асуром бесконечного остроумия, неистощимым на выдумки? Мог бы ты пронести меня на спине тысячу двадцать четыре раза? Вряд ли. Асуры так же слабы и глупы, как и люди. И где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом?