Первый заход оказался неудачным. Яри стянул крышку с бака и опрометью бросился вон из грузовика. Судя по звукам, парню стало плохо.
— Держи. — Инспектор протянул ему пропитанный одеколоном платок. — У Кати был свой сайт? Я попробую подключиться, вдруг она закачала туда последние работы.
— Она все на флешке хранила. Я могу дать код и номер телефона.
— Ну, давай код.
Пока Яри переворачивал вверх дном фургон, инспектор набрал Катин номер. До этого стоявший неподвижно, асур вдруг оживился. Он бросился к де Толлю:
— Я протестую! Я делаю южное лицо!
— В чем дело, уважаемый?
— Вы переоблучите нежную мякоть реблягу-аши! Вы испортите товар и отобьете покупателей!
Натиск асура заставил де Толля отступить на несколько шагов. И — о чудо! — мобилка запищала. Катин телефон все еще не отвечал (спутник не отслеживал его), зато на мгновение включилась система прямого луча.
Это означало, что телефоны находятся совсем рядом. Прямым лучом мобильники пользовались, когда не могли связаться обычным способом. Фургон экранировал сигналы, чтобы не испортить реблягу-аши, и конечно же спутниковая связь не действовала.
Превозмогая вонь, Владислав Борисович подошел к открытой двери фургона. Писк усилился. Теперь, когда экранирующая оболочка не мешала, мобильники пытались установить связь по прямому лучу, действующему в пределах видимости.
— Я слышу! Владислав Борисович, он где-то здесь!
— А ну стоять, — приказал инспектор Джончегу. — И без шуток. Верхние руки за голову, нижние — в стороны.
— Ваше право, господин человек. И пусть богомол простит вас, а не я.
Со скорбным видом асур отошел в сторону. Интуиция подсказывала де Толлю, что ждать не стоит.
Интуиция подсказывала де Толлю, что ждать не стоит. Он решительно запрыгнул в фургон.
Вонь внутри машины усилилась. От оплетенных силикон-мышцами металлических баков несло как из холерного барака. Мобильник в руке инспектора запищал сильнее.
— Предупреждаю, — донесся с улицы голос повара, — вы губите реблягу-аши на сотни тысяч асурьен!
— Здесь, Владислав Борисович. — Паренек вцепился в крышку бака. — Я открыть не могу!
Инспектор встряхнул рукой, расслабляя запястье, — часть пространства вокруг его руки исказилась. Татуировка перетекла в опасный клинок. Короткий хирургический удар — и планарный меч де Толля разрезал замок.
— Открывай.
Мальчишка вновь налег на рукоять. Металлическая крышка легко, безо всякого усилия слетела с бака.
Яри заглянул внутрь и побледнел. Он честно продержался несколько секунд (их хватило, чтобы выбраться наружу) после чего его вырвало.
— Ах, выдумщики!.. Что придумали… — Де Толль засучил рукава и принялся копаться в баке. С каждым мигом лицо его становилось все задумчивее.
В проеме двери бесшумно возникла четверорукая тень.
Блеснуло лезвие криокинжала.
Глава 24
ЛЕД И ПЛАМЕНЬ
Свет прожекторов преломлялся в ледовых гранях. Выточенное из цельного куска льда женское тело застыло в круге света. На блестящем лице Лисенка жили одни глаза.
Вступила музыка — темная, тревожная, временами прорываемая жизнерадостными трелями флейты и окарины. Играли Танечка и Гадкий Пятиклассник. Играли виртуозно, с душой и страстью, ведя каждый свою партию и меняя ее с легкостью порхающего стрижа.
Раскрылся занавес, и на сцену выбежал обнаженный юноша. Запертый в клетке Ириней явственно чувствовал запах асбеста и нанобот-файров. К этому номеру Марио готовили очень тщательно. От этого зависела жизнь артиста.
Когда юноша увидел статую, его тело взорвалось пламенем. В молитвенной позе он опустился к ногам Лисенка. Огонь лился с вытянутых рук, потрескивая и выбрасывая в воздух струйки копоти.
Лицо статуи ожило. Страх, смущение, любопытство. Пылающий Марио схватил девушку за руку, и Лисенок отпрянула.
Пламя отражалось во льду, одевая девичье тело оранжевым сиянием. Несколько скомканных па — девушка словно не знала, как отвечать на ухаживания пылкого возлюбленного.
Марио закружился вокруг своей избранницы. Тело его бушевало, взрывалось эмоциями — от надежды к отчаянию, от вызова к покорности, — и Лисенок наконец пробудилась. Два тела сплелись в танце, не замечая, как плавятся тонкие руки, истекает водой девичье лицо.
Музыка взлетела к куполу арены, переходя в нестерпимое крещендо. От страшного жара ноги статуи не выдержали и подломились. Пылающий Марио застыл в позе отчаяния. Потом вскрикнул и подхватил девушку на руки.
Пар зашипел, заполняя сцену. Силуэты танцоров убыстрились, пытаясь в последние мгновения жизни уместить несбывшееся. Они сражались, они тянулись друг к другу, лаская и калеча, заливая пламя водой и растапливая лед.
Пар осел, и на сцене осталось пепельное пятно в форме цветка. Оно поблескивало в луже воды, и свет прожекторов перечеркивал его лунной дорожкой, утонувшей в черном пруду.
— Впечатляет. Весьма, весьма… — Король Людовик усмехнулся и потер подбородок. — Весьма, я бы сказал, — он пощелкал пальцами, ища слово, — развратно.
— Рад, что вам понравилось, ваше величество. А что скажет гость?
Внешне Джиакомо выглядел спокойным, но уголок его рта чуть подергивался. Минувшие дни всем комедиантам дались тяжело. Незримое соперничество вытягивало силы.