— Эй, малый, — сказал он, подозвав одного из слуг, — отправишься на причал. Найдешь драккар со змеем на носу. Скажешь там, чтобы все тащились сюда, кроме Эйрика, который с десятком должен остаться на корабле…
Ивар ощутил, что долг конунга на сегодня выполнен и с облегченным вздохом брякнулся на лавку.
— Слабоват, как и все заморские, — печально вздохнул Буслаев, наливая себе еще меда, — хотя в драке выглядел ничего…
Глава 4
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Мир вокруг качался, в голове шумело, точно Ивар, подобно Садко, решил отправиться в плавание на утлом плоту. Думать не получалось вообще, и, отчаявшись составить хоть одну связную мысль, он разомкнул отяжелевшие веки. Под спиной было что?то твердое, а взгляд уперся в дощатый потолок.
— Ага, очнулся! — сказал кто?то ехидным голосом.
— Давненько я тебя таким не видел, конунг, — укоризненно прогудел другой голос, басовитый и глубокий.
— Общение с русичами до добра не доводит! — добавил первый.
«Сигфред и Кари» — всплыли из глубин сознания имена, и Ивар с трудом сел. Берсерки сидели за столом у окна, и во взглядах их было что угодно, но только не уважение к титулу конунга.
— Что было вчера? — спросил Ивар, едва ворочая распухшим языком. — И где мы?
— В комнате, куда мы тебя принесли из общего зала, где ты дрых на лавке, — сообщил Сигфред, улыбаясь насмешливо, словно заяц, обнаруживший намертво запутавшуюся в кустарнике лису. — Тот рыжий кабан нам тебя едва отдал, чуть не подрались!.
.
— А так ничего, обошлось, — рокотнул Кари, — видали и похуже!
— Видали, — согласился Ивар, обнаружив, что спал в одежде и даже в сапогах. — А где остальные?
— Дрыхнут еще. Вчера остатки того, что ты не допил, долакали мы! — Тощий берсерк выразительно облизнулся. — Дабы не дать конунгу сгинуть в пучине пьянства!
— Вот шутник, рядом с тобой сам Локи отдыхает! — Ивар встал и тут же сморщился — в висок будто ударили молотом.
Зал, где вчера гуляли, выглядел будто поле брани после битвы. На лавках, столах и даже на полу возлежали дружинники, храп стоял такой, что трясся потолок, а бычьи пузыри, натянутые на окна, изрядно запотели.
Буслаева среди спящих не было.
— Зато как погуляли, — невнятно выразился Ивар и выбрался во двор. Тут царило утро. Солнце, болезненно яркое, радостно лучилось в чистом небе, чирикали пташки.
Черная собака, лежащая у ворот, посмотрела на похмельного конунга с явным неодобрением.
— Тебе повезло, — проворчал Ивар. — Ты не пьешь!
Под осуждающим взглядом псины он умылся и напился. Стало легче. Только после этого он понял, что назойливый шум, который он до сих пор принимал за гудение внутри головы, доносится откуда?то с улицы. Словно за ночь к Хольмгарду подступило море.
— Эй, конунг, — из дверей постоялого двора высунулась наглая рыжая морда Нерейда, — похмеляться будешь?
— Нет, — ответил Ивар, которого едва не передернуло при слове «хмель». — Пойдем лучше погуляем!
— Давай. — Рыжий викинг на мгновение исчез и тут же вернулся, уже с мечом на поясе. — Тебя одного отпускать что дитя малое — всякий обидит!
Ивар потрогал синяк, оставшийся после вчерашней драки, и промолчал.
Улицы города, вчера заполненные народом, точно болото — лягушками, сегодня оказались пустынны, будто капище в урожайный год. Словно все обитатели Хольмгарда дружно переселились куда?нибудь в Валланд. На дверях лавок висели замки, и ветер сиротливо шуршал обрывками бересты.
— Куда они все подевались? — недоуменно вопросил Нерейд, когда они миновали третью подряд пустую улицу. — Нидхегг их пожрал, что ли?
— Скоро узнаем, — проворчал Ивар.
Странный шум, накатывающийся волнами, как прибой, постепенно усиливался. Улица повернула — и перед викингами открылась громадная площадь, похожая на миску, до краев заполненную кипящим супом из орущих и свистящих людей.
Ивар в первое мгновение едва не оглох. Потом у него чуть не лопнула голова.
— Это же городской тинг! Вече по?здешнему! — донесся сквозь рев голос Нерейда. — Только почему так шумно?
Площадь волновалась и кипела, а по другую ее сторону, у подножия высокой, сложенной из бревен башни, виднелся широкий помост. Расположившиеся на нем люди были разряжены в парчу и бархат, солнце ярко сверкало на украшенных золотом поясах, обтягивающих толстые, словно подушки, животы.
По краю помоста цепью выстроились стражники. Все высокие, плечистые, с короткими, толстыми копьями и широкими щитами. Взгляды их настороженно шарили по толпе.
Один из толстяков поднял руку, и площадь стихла, не сразу, постепенно, словно море, над которым перестал дуть ветер.
— Жители вольного Новгорода! — проревел толстяк, но дальше заговорил тише, и Ивар перестал его слышать.
Слова были встречены очень бурно. Половина площади радостно орала, в воздух летели шапки. Зато другая возмущенно свистела и улюлюкала, в криках слышался гнев.
— Что тут решают, почтенный? — спросил Нерейд у ближайшего к ним горожанина, чья окладистая борода и квадратное телосложение делали его похожим на цверга.
— Объявлять войну багдадскому халифу или нет?
— Да ну что нам тот халиф? — махнул рукой хольмгардец. — Думают, где мост новый строить, выше мельницы Старого Чиря или ниже.