— А в глаз? — спросил Нерейд, багровея.
— Оскорбление действием лица на службе города, — не испугался гнусавый, — штраф гривна!
— Дороговато! — Рыжий викинг скривился и плюхнулся на лавку.
— Плевать за борт нельзя, — проговорил Арнвид. — Интересно, чего еще запрещено?
— Узнаешь, когда без денег останешься, — покачал головой Ивар. — Пойдем посмотрим город.
Легко перескочил через борт, горделиво выпрямился — и тут же получил увесистый тычок в бок.
— Куды прешь! — Мимо, распространяя аромат ядреного пота, пронесся сопящий грузчик, сложением и налитыми кровью глазами смахивавший на быка. В руках он тащил бочку, в которую запросто можно было закатать человека.
Грузчик исчез прежде, чем Ивар успел хотя бы разозлиться.
— Добрые тут люди, — сказал он, потирая ушибленный бок. — Арнвид, Нерейд, со мной! Остальным с корабля не уходить, ничего не покупать, за борт не плевать! Все ясно?
Непонятливых на борту не оказалось.
Жизнь в порту вольного Новгорода кипела. Вереницами, словно муравьи, сновали грузчики, причалы трещали под их ногами. Ржали лошади, грохотали телеги, кричали люди — и все это сливалось в дикую какофонию, от которой болели уши. Запахи были густые, основательные — навоза, свежевыделанных кож, сырого дерева, смолы.
В толчее приходилось лавировать, чтобы не попасть под колеса или не оказаться в сточной канаве после столкновения с полуголым мужиком, несущим бревно. Викингов мотало точно веточки в бурном потоке.
— Ничего себе! — хрипел Арнвид, чья лысина блестела от пота, будто облитое водой яйцо. — Отвык я от таких развлечений…
Вляпавшись посреди улицы в навозную кучу, эриль огласил воздух такими ругательствами, какие положено ведать разве что только знатокам рун и древних сказаний.
Орущая и грохочущая улица на мгновение смолкла, а случившийся рядом купчина, толстый, как медведь осенью, с красным, одутловатым лицом, сказал:
— Да, уважаю! Сразу видно — волхв! Только они так матерятся!
Арнвид приосанился, зыркнул орлом, расправил узкие плечи.
— Смотри не лопни! — ехидно посоветовал Нерейд.
В толчее то и дело случался мордобой. Дрались новгородцы по любому поводу и без оного. Сцеплялись возницы, не могущие разъехаться, купцы, не поделившие чего?то, а также прохожие, которым просто не понравились лица друг друга. На землю летели кровавые сопли, выбитые зубы, слышался азартный стук кулаков о челюсти.
Склады припортового квартала сменились домами. Из щелей между толстыми бревнами свисал ссохшийся мох, окна украшали размалеванные яркими красками наличники, коньки крыш — искусно вырезанные из дерева лошадиные и петушиные головы.
Викинги в изумлении озирались.
Улица свернула, открыв невысокий холм, на вершине которого разместилось капище Тесным кругом стояли столбы с ликами богов, дымил небольшой костер, разведенный с ритуальными целями.
В центре круга двое плечистых молодцев держали полуголого человека, судя по стрижке — раба. Седобородый старец в белых одеждах бормотал что?то, в руке его покачивался длинный нож, солнечные зайчики весело скакали по лезвию. Чуть в стороне с благообразным выражением на лице замер богатый горожанин, живот его выпирал, точно наполненный бурдюк.
— Жертву приносят, — уверенно определил Арнвид. — Вот только кому?
— Сразу видно, чужеземцы! — засмеялся проходящий мимо парнишка, судя по прожженному фартуку — подмастерье кузнеца. — Велесу, властителю стад, подателю богатства!
Старец закончил бормотать, нож стремительно упал, вонзившись в горло. Раб захрипел, с бульканьем плеснула кровь. Волхв обмакнул в нее руки, принялся мазать губы одному из идолов.
— Хороший бог, судя по всему, — сказал эриль, — вон какая очередь стоит!
У проема между крайними столбами, обозначающими вход в капище, толклись десятка полтора горожан — кто с курицей, кто с гусем или козой под мышкой. Обреченное мемеканье перекрывалось возмущенным квохтаньем. Богатей, только что пожертвовавший раба, прошествовал мимо, надменно задрав нос, — еще бы, денег на лучшую жертву, человеческую, наскребет далеко не каждый.
— Все как у нас, — умилился Нерейд. — Пойти кого?нибудь тоже в жертву принести, что ли? Чтобы богатства было много!
— Потом, — одернул Болтуна Ивар. — Еще успеешь. Хотя порт и остался позади, толчея вокруг не убывала.
Народ спешил в лавки, открытые чуть ли не в каждом доме: покупатели щупали ткани, придирчиво перебирали драгоценности или посуду, копались в оружии. Голова кружилась от аппетитных запахов, вырывающихся из открытых дверей харчевен.
Похоже было, что Хольмгард — одно огромное торжище, — вечно кипящее, гогочущее и хохочущее, звенящее деньгами, и что когда придет день Рагнарёка, то местные обитатели также будут торговаться, а на Сурта с огненным мечом или на Фенрира, разинувшего пасть до неба, просто плюнут, брякнув чего?нибудь вроде: «Отвали, мохнатый, не до тебя сейчас…»
— Посторонись! — рявкнул кто?то в спину Ивара, и мимо, нарочито толкнув конунга, прошел здоровенный рыжий детина. На каждое плечо ему можно было поставить наковальню, а на голову вместо шапки водрузить бочку. Даже Кари показался бы рядом с ним дохляком.
Ивар обнаружил себя под прицелом десятков глаз, толпа раздалась в стороны, словно чего?то ожидая, послышались шепотки: