— Почему тебя не похоронили как подобает? В смысле, хоть как?нибудь?
— Да не меня! — рявкнул Паук.
— Сколько можно тебе повторять — это Сенас! Похорони его, и он тут же освободится. Сбежит — ищи потом.
Орнольф кивнул. Перевернул тело и, издав невольное «ф?фу!», отвернулся от ящика. Ужасно! Хотя, конечно, не сравнить с лезущими через край волосами.
— Хельг, — позвал он, — глянь сюда. Тебе понравится. Страшный стал, как лежалый покойник… ох… прости. В общем, уже не красавчик. Далеко не красавчик. Значит так, — он осмотрел шрам на горле, оценивающе оглядел свитые в причудливые спирали, полуметровые когти, — оставлять все как есть я не собираюсь. Это выглядит безобразно, и это твое тело, поэтому безобразия пора прекращать. Хочешь ты или нет, а кол нужно вынимать и возвращать тебя к жизни.
— В этом?! — ужаснулся Паук. — Ты ведь не всерьез?
— Есть другие предложения? Да не переживай так, отмоем, пострижем, причешем, будешь похож на человека. Лучше расскажи, как вышло, что Сенас оказался в твоем теле? Куда девалось прежнее? То, что ты ему еще давно подыскал?
— Уничтожили его, — буркнул Паук, явно не стремясь вдаваться в подробности. Но Орнольф выжидающе молчал, так что пришлось объясниться: — Местные охотники развоплотили. Приняли за обычного упыря, и… вот. Освободили.
Если рыжий и имел, что сказать по поводу расторопности подчиненных Паука, то деликатно не подал вида. Только уточнил:
— А ты снова его воплотил?
— Как видишь.
— Где два раза, там и три, — заметил Орнольф. — Кто мешает тебе еще раз повторить этот фокус? Во дворе не меньше полусотни скелетов, подойдет любой.
— А, — без интереса вспомнил Паук, — ты об этих. Ладно, тащи гроб на улицу. Попробуем… Только сначала, сделай милость, отмой это как следует.
— «Это», — ухмыльнулся Орнольф. — Ладно, как скажешь.
Дальнейшее заняло довольно много времени. Но даже после трех часов водных процедур, полоскания в семи водах, с щелоком и всевозможными эльфийскими благовониями, Паук брезгливо шипел, не желая приближаться к собственному телу.
В конце концов Орнольф потерял терпение. Он готов был мириться с капризами Хельга, он, безусловно, был перед ним виноват и, разумеется, пошел бы на все, чтобы загладить вину. Но тот, брезгливый как породистый кот, ожидал, кажется, что с его тела сдерут кожу, а то, что останется, выпотрошат, как египетского покойника, и не соглашался возвращаться в тело на других условиях.
А освежеванные и потрошеные тела к жизни не возвращаются.
— Хватит! — сказал Орнольф. — Достаточно. Готовься ловить Сенаса.
Он приволок в просторный холл замка сразу десяток скелетов, чтоб было из чего выбирать. Еще раз придирчиво осмотрел лежащее на каменном полу иссохшее тело. Ну, ей богу, мумия! Если бы не еле заметное биение оусэи: дрожь пробитого сердца, невидимая даже искушенному взгляду, ни за что не подумаешь, что под обтянутыми кожей костями не прах и песок, а душа, полная ненависти и страстного желания освободиться.
— Готов?
— Не знаю, — уныло пробормотал Паук.
— А кто знает?! — не выдержал Орнольф. — Всё. Я вынимаю кол.
Сказал и сделал. Делов?то…
…Альгирдас не успел увидеть Сенаса. Не успел даже испугаться. А разозлился лишь тогда, когда оказался в темноте. В глубокой кромешной тьме, где было страшно холодно и страшно одиноко.
И просто страшно.
Он давно разучился бояться. Но оказалось, что эта способность из тех, которые не забываются.
Когда бесплотный Сенас метнулся мимо, пронесся сквозь перекрытия и исчез где?то за пределами замка, Орнольф быстрее мысли обвел себя и неподвижное тело на полу защитным кругом.
И просто страшно.
Он давно разучился бояться. Но оказалось, что эта способность из тех, которые не забываются.
Когда бесплотный Сенас метнулся мимо, пронесся сквозь перекрытия и исчез где?то за пределами замка, Орнольф быстрее мысли обвел себя и неподвижное тело на полу защитным кругом. Разбросал во все стороны ограждающие чары. Подумал, что Хельг придет в ярость, но, вообще?то, им здорово повезло. Повезло, что Сенас оказался так напуган. Что упырь предпочел бегство сражению. Сам Орнольф никогда не мог сражаться с Сенасом на равных. А Хельг, способный запугать кого угодно, способный победить кого угодно, сейчас не справится и с пиллигвином .
Хельг?
— Эйни… ох, проклятье, малыш…
Орнольф рванул из ремней свернутое в скатку одеяло. Но помедлил секунду…две… пять… помедлил, прежде чем закутать распростертое на камне нагое тело. Не верил глазам, не знал, что так бывает, — тысячу лет прожил на свете и не знал! Успел забыть этот свет, исходящий от безупречно гладкой кожи, успел забыть, как мерцает и переливается шелк нереально черных волос, успел забыть эту красоту, нечеловеческую, ангельскую, сидскую красоту. Совершенство звезды, воплотившейся в бессмертном теле.
И себя успел забыть. На долгие пять секунд словно выпал из реальности. Не нашел себе места в мире, где существует идеал.
Зачем здесь кто?то еще? Зачем все другие там, где уже есть Эйни?
Который сейчас замерзнет до смерти.
Орнольф сноровисто завернул бессильно обмякшего Паука в одеяло, легко поднял на руки и отправился разыскивать ближайшую спальню.