И мама все время приводила туда беженцев. Детишек каких?нибудь. Обычно детдомовских… прошлая жизнь, та, в которой Маришку убил милый детдомовский мальчик, ничему маму не научила, даже на бессознательном уровне — ничему.
Отец не возражал. Наоборот. Маришка несколько раз за эти полгода бывала в Поместье, и каждый раз родители заводили разговор о том, что лучше бы им перебраться в Воратинклис, а во флигеле можно было бы разместить детишек с воспитательницами. Вообще?то, там действительно могло поселиться человек тридцать, и понятно было, что мама с папой чувствуют себя, мягко говоря, неудобно, занимая вдвоем такой большой дом, в то время как множество беженцев с трудом размещаются в Воратинклис и в шатрах, расставленных в саду.
Только Альгирдас не желал ничего слышать об этом. Он говорил, что не понимает, почему родители Маришки должны жить вместе с другими смертными. Из каких таких соображений они не заслужили ничего лучше?
…Отдавая последние распоряжения рабам, разбивавшим лагерь, Паук несколько раз покосился на Маришку. Потом подошел и сел рядом, легко коснулся ее руки.
— Не грусти, Малышка. Я… напрасно ругал тебя. Но ты ведь грустишь не поэтому.
— Мне так жалко, — она судорожно вздохнула, чтобы не всхлипнуть, — так всех жалко, Альгирдас!
— Так и должно быть. Ты — женщина, женщины созданы для того, чтобы жалеть и любить.
— Женщины злые, Паук, ты даже не представляешь… женщины очень злые. Они… у нас… они даже сами умирали, только чтобы людей побольше убить. Взрывались. Дуры такие, если бы они знали, что будет — вот так… А мне так жа?алко…
Она все?таки разревелась, уткнувшись в плечо Альгирдасу. Как маленькая. А он молчал, только гладил ее по голове. И ничего не говорил.
Ни слова.
ГЛАВА 2
Через три дня Орнольф смог отчитаться перед Пауком о проделанной работе. Андрей, может, и не превзошел сам себя, но только потому, что парень и так был на голову выше большинства своих коллег по цеху. Сорок часов работы, напряженной, но для него вполне подъемной, и из лазарета выписали последнего заболевшего. Благие боги! Обычные целители, если они целители, а не шарлатаны, больше двух человек в день с подобными болезнями не принимают, а тут пятнадцать, причем большинство — детишки, к ним особый подход нужен, дополнительные усилия. Ничего, справился старший лейтенант, хоть и взопрел.
Редчайший дар у человека, а в ИПЭ его использовали как бойца — ну, не странные люди?
— Врач им все равно нужен, — сказал Орнольф, связавшись из поселка с Альгирдасом. — Лаки, здешний вождь, готов принять беженцев. Они тысячу человек возьмут безболезненно, а на такое количество одного шамана маловато. И, Хельг, Лаки согласен взять детей и стариков.
— Он хороший человек, этот Лаки, — ответил Паук, и Орнольфу не понравилось, как устало прозвучал его голос, — ладно, я понял. Сейчас свяжусь с Альбертом. Что у них с мертвецами?
— Все то же. Эйни, что мне сказать Кунице? Мы подключим их поселок к общей сети, или…
— Я побью тебя, Орнольф Гуннарссон, — Альгирдас заговорил гораздо бодрее. — Конечно я брошу к ним ниточку, но не смей…
— …называть тебя Эйни, — Орнольф кивнул, — как скажешь, Спайдербой.
Паук взрыкнул так, что если бы разговор не шел через паутину, Орнольфу заложило бы уши.
— Уже лучше, птаха, уже лучше. Что у вас?
— С?сидим, — прошипел Альгирдас, — лагерь разбили, до утра с места не сдвинемся. Зеленых этих, вроде бы, всех повыбили.
— Устал?
— Да нет… Дети устали.
— Я скоро вернусь, — пообещал Орнольф, разом отменяя намерение задержаться в поселке Лаки еще на недельку.
— Ты уж постарайся. Мне переводчик нужен, рыжий, я и половины слов, которые дети говорят, не понимаю. Они что?то знают об этих низших… которые не низшие вовсе, — Паук вздохнул. — Возвращайся поскорее, а?
— Послезавтра. А ты с утра отправь сюда Максима, пусть подготовит народ к приему новых поселенцев. И, любовь моя, пока меня нет рядом, не рискуй понапрасну, ладно?
Паук тихо рыкнул что?то, похожее на ругательство, и оборвал связь. Это было его вариантом слов «я тоже тебя люблю», так что Орнольф лишь улыбнулся на эту выходку. Поймал внимательный взгляд старлея Панкрашина и кивнул:
— Завтра днем будем встречать беженцев.
— Зашибись, — прокомментировал Андрей. — Орнольф, слушай, если здесь тоже будут женщины, пусть их к тебе отправят, ага?
Датчанин в ответ только плечами пожал. Женщины, безусловно, будут. Но пусть их отправят к нему. Жалко, что ли?
Лаки действительно хороший человек. И Куница тоже ничего парень. Хотя, в отличие от вождя, мыслит пока еще категориями наивными и гуманистическими. С ним Орнольф не стал бы и заговаривать ни о детях, ни о стариках. Знал он таких парней, как этот. Куница, хоть и шаман, а в душе все равно человек своего времени, воспитанный на идеалах, не успевших себя изжить. В шестидесятые он присоединился бы к хиппи, но, поскольку жил в начале третьего тысячелетия, стал искать себя в борьбе за равенство и братство всех народов, живущих в великой Америке.
Хвала богам, что не нашел. Что спивающийся шаман, обитатель трейлерного поселка в резервации, заставил Куницу вернуться домой, чтобы закончить обучение и пройти инициацию.