— Я пойду, надо их найти, тут духи кругом…
— Духи вам что?то сообщили? — поинтересовался Виктор, вставая.
Вот ведь, блин! В нормальном обществе такой вопрос задается тоном, в лучшем случае, сочувственным. А здесь — обычное дело. Духи что?то сообщили? Мессага пришла? СМСка свалилась?
— Ага, — Маришка заторопилась за зеленым солнечным зайчиком, указывающим дорогу к «чужому». — Сообщили. Странно, что вы не слышали. У меня чуть голова не лопнула.
Он и вопля не слышал и указателя не видел. В общем, тоже — чужой.
Майора Сидоренко нашли быстро, на том же третьем этаже. Он шел в открытую дверь покоев Альгирдаса. Вот что его туда понесло, а? Нашел где туалет искать! Альгирдас не ест ничего и никогда. На фига ему туалет?
А Сидоренко шел, шел и шел. Перебирал ногами, как на бегущей дорожке, оставаясь на одном месте. Выглядело это неприятно. Страшненько.
— Товарищ майор, — позвала Маришка.
Сидоренко обернулся, глянул на нее, на Виктора, потом — на открытую дверь. Что?то было у него в глазах, тень какая?то, но Маришка же не эмпат, она не разобралась.
— Не туда свернул, — Сидоренко похмыкал, — неудобно получилось. Ладно уж, хозяюшка, объясните куда идти. А лучше — пальцем покажите, тут, я смотрю, в одиночку и заблудиться недолго.
Маришка бы похихикала, хоть про себя, но помешал неприятный осадок. Из головы не шло, как этот человек только что шагал в никуда. Подумалось, что она и сама почти ничего не знает о доме, в котором живет. И возможностей встрять так, что не выберешься, у нее немногим меньше, чем у ее гостей.
Опасно… Здесь опасно. И не в Альгирдасе дело.
И Виктор, как нарочно, не нашел лучшего времени, чтобы заметить:
— Интересный эффект, раньше сталкиваться не приходилось. Надеюсь, Марина, вы?то все здешние сюрпризы знаете? Не влипнем мы с вами в поисках Крушевского?
— Да нет, конечно, — легко пообещала Маришка.
И поняла, что врет. Ни черта она не понимала в «здешних сюрпризах».
Майора Крушевского искать не пришлось. Он без приключений нашел, что искал, и спокойно вернулся в гостиную. А собственно допрос, прошел как?то не по?допросному, весело даже, перемежаемый незлыми подколками: Виктор все цеплял бедного Сидоренко. Потом Маришка расписалась в протоколе, и гости откланялись.
Потом Маришка расписалась в протоколе, и гости откланялись.
…Мимо дверей в покои Альгирдаса она прошла раз, наверное, десять. Потом еще стояла, царапала ногтем дверную ручку, и курила, стряхивая пепел в цветочную кадку. Трудно было решиться. Страшно было. К тому же не хотелось, как Сидоренко, оказаться мухой в сиропе и ждать, пока Альгирдас вытащит ее из ловушки.
Сжав губы, Маришка втиснула окурок во влажную землю и, игнорируя недовольного беспорядком духа, распахнула дверь.
Перед ней открылась просторная зала, залитая светом, несмотря на то что солнце было уже с другой стороны дома. За открытыми окнами шумело море. Воздух чуть подрагивал от множества чар. Маришка одним скользящим движением перенесла через порог правую ногу. Поставила на пол. Прислушалась к ощущениям… Нет, пока что ей не хотелось бессмысленно брести в пустоту. Ладно. Так же осторожно она перенесла на правую ногу вес и подтянула к ней левую.
Ух! Ну вот, свершилось. Она на территории Паука. И никаких признаков сработавшей ловушки. Что теперь? Теперь можно и осмотреться.
— Скажи мне, когда хозяин вернется, — приказала Маришка, ни к кому конкретно не обращаясь. Кто?нибудь из духов всегда вертелся поблизости. И хотя ей непривычно было отдавать распоряжения в пустоту, да и вообще непривычно было отдавать распоряжения — у родителей, ясное дело, не живет никаких духов — удобство наличия прислуги Маришка уже успела оценить.
К тому же самой ничего делать не надо. Ни готовить, ни стирать, ни прибираться. В доме даже кухни нет.
Оглядываясь, она прошла по зале. Выглянула в окно — море до горизонта. По стенам вились цветущие плети каких?то нездешних растений. Похоже, Паук неравнодушен был к цветам, и не только к яблоневым. На столике у низкого дивана лежала книжка в кожаном переплете. По коже серебряное тиснение — не то руны, не то резы , значки казались знакомыми, но скорее всего только потому, что отдаленно напоминали письмена Джона Ди, которые довелось изучать в первом семестре.
Маришка наугад открыла книгу.
И незнакомые стихи отозвались со страницы железным лязгом, страшные в своей размеренной истерике.
Стихи были на русском, но это Маришка поняла не сразу.
Памятью убитых, памятью всех,
Если не забытых, так все же без вех,
Лежащих беззлобно, пусты уста,
Без песенки надгробной, без креста.
Я?то уж, наверно, ею не храним,
Кто?нибудь манерно плачет по ним,
Плачет, поминает, земля в горсти,
Меня проклинает. Господи, прости!
Но нет мне изгнанья ни в рай, ни в ад,
Долгое дознанье, кто виноват,
Дело?то простое, гора костей,
Господи, не стоит судить людей.
Ежели ты выжил, — садись на коня,
Что?то было выше, выше меня,
Я?то проезжаю в предел к огню,
Я?то продолжаю свою войну.
Я?то проезжаю. В конце — одно.
Я?то продолжаю, не все ли равно,
Все?то на свете в говне, в огне,
Саксофоны смерти поют по мне.
Радость или злобу сотри с лица,
Жизни и смерти нет конца,