И раздражающая рябь в глазах наконец?то исчезла.
— Вот черт! — вырвалось у Орнольфа.
И, спустя минуту — снова, уже другим тоном:
— Вот черт.
Я не могу в это поверить.
Он потянулся через разделявший их стол, чтобы коснуться, убедиться в реальности, не только увидеть, но и почувствовать, потому что глаза наверняка лгали. Но Хельг отстранился. Да, разумеется, он же терпеть не может, когда его трогают. То есть, когда его трогают мужчины.
— Извини, — сказали оба одновременно.
И белые пальцы с длинными, голубоватыми ногтями обняли ладонь Орнольфа.
— Это я, — сказал Хельг. — Все по?настоящему. И я — настоящий.
— Настоящий, — подтвердил Орнольф, медля выпустить его руку. Понял, что Хельг говорит на языке Ниэв Эйд, и понял, что сам заговорил на том же, давно позабытом наречии. — Я вижу, что ты настоящий, но что с тобой случилось, Паук?
— Может, это мой способ стареть? — Хельг улыбнулся, и в полутемной комнате стало заметно светлее. — Все меняются с возрастом. Ты тоже стал другим.
— Не настолько. Ты вообще не похож на человека. Ты даже на сида уже не похож.
— И смертные сходят с ума, когда пытаются иметь со мной дело. Неделя, много — две, и все. Как будто я выпиваю их разум. Понимаешь теперь?
— Наверное, — Орнольф, наконец, разжал пальцы, — думаю, что понимаю.
— С фейри гораздо проще. Во всех смыслах. А за последние лет сто я привык к ним настолько, что на смертных, честно говоря, уже и смотреть не хочу.
— Это неправильно, — сказал Орнольф раньше, чем подумал, что стоило бы промолчать.
— Конечно, — легко согласился Хельг, — неправильно. Мне казалось: народы, у которых каноны красоты отличаются от европейских, смогут принять меня. Выяснилось, что нет. Но здесь мне приносят в жертву стихи, а не кровь, и это дорогого стоит. Да ты угощайся, все это съедобно, честное слово. И расскажи о себе — надо полагать, ты провел эти годы с большей пользой, чем я.
— Ну… — Орнольф остановил выбор на плошке с внешне безобидным рисом, — как тебе сказать? Наверное, да.
С большей пользой? С его точки зрения, этот маленький дом в захолустье, дикий остров посреди дикого моря, почти нищенское отшельничество нельзя было даже сравнивать с тем, чего добился он сам. С той жизнью, которую Орнольф выстроил для себя собственными руками.
Хельг, такой красивый, такой невероятно красивый, здесь и сейчас похож на жемчужину в невзрачной раковине. Эта его одежда — Орнольф с трудом припомнил названия — кимоно, хакама, хаори? В Америке или Европе последний бедняк подумал бы, прежде чем надеть что?нибудь столь же унылое. Следует признать, что Хельгу к лицу даже это убожество, но почему он не приложит хоть сколько?нибудь усилий к тому, чтобы изменить свою жизнь? Почему он сам не провел «эти годы» с пользой?
«Потому что ему это не нужно, — сам себе ответил Орнольф, — потому что Эйни живет так, как хочет — он всегда жил так, как хотел. И он, заметь, никогда не явился бы к тебе с проблемой, подобной той, что возникла у тебя, преуспевающий мистер Касур. Он — Хельг. И этого более чем достаточно».
— У меня все иначе, — произнес он вслух, — все совсем не так, как у тебя. И я, собственно, приехал позвать тебя на свадьбу.
…Он знал, что скорее всего Хельг будет за него рад. Но все же от сердца отлегло, когда услышал искренние поздравления. Отлегло, чтобы тут же откуда?то — не иначе, из неизвестного медицине органа «совесть» — в сердце вполз маленький, зловредный червячок.
— Она очень необычная девушка, — сообщил Орнольф, предваряя все расспросы, — умная, смелая, красивая.
Вы с ней похожи… То есть, я думал, что похожи, пока не увидел тебя. Эдит брюнетка, и разрез глаз у вас почти одинаковый, в ней, знаешь, тоже есть такая… эльфийская дичь. В общем, похожи, да. И я… видишь ли… — червячок превратился в червяка, грозящего вырасти в полноценную гадюку, — в общем, мне нужна твоя помощь, — признался Орнольф. — Потому что, боюсь, Эдит за меня замуж не собирается.
Он даже не представлял, сколько эмоций может быть вложено в приподнятую бровь. Не меньше десятка. Разных. Хотя превалировало, конечно, недоумение. Вежливое такое. Выразительное.
— Ты не понял, — начал объяснять Орнольф, не очень представляя себе, что именно было не понято, — я не имел в виду… маллэт [18]… Это довольно сложно, Хельг, — не уверен, что ты поймешь. Просто поверь мне, ладно? Эдит любит меня, я люблю ее, но… это действительно сложно.
— Я верю, — просто ответил Хельг. — Я помогу. Что нужно сделать?
Червяк в сердце превратился в дракона, миновав стадию гадюки.
— Нужно, чтобы все, включая Эдит, поверили в то, что она твоя родная сестра, — сказал Орнольф. — Это в твоих силах, ты — Паук, ты можешь заставить кого угодно верить во что угодно, и ты не раз делал это. Но мы никогда раньше не пользовались твоей паутиной для того, чтобы…
— Чтобы получить что?то лично для себя, — помог ему Хельг.
— Да, — Орнольф поморщился, — именно так. Ты все еще хочешь помочь мне?
— Тебе и моей сестрице Эдит? — улыбка Хельга была шальной и немножко сумасшедшей. — Конечно, рыжий. Я помогу. Я же сказал, что верю тебе.
* * *
Вот он — гляди — уставший от чужбин,
Вождь без дружин.