— Неудавшийся? — не поняла Маришка.
Альгирдас развернулся на стуле и уселся на нем верхом, обняв выгнутую спинку. Смерил Маришку веселым взглядом, словно оценивая степень ее непонимания и готовность воспринимать объяснения.
— Все просто. Я — результат ошибки, закравшейся в процесс созидания. Мой творец хотел создать идеал могущества. Один, естественно, — на то и идеал. А получились два человека. Близнецы. Один, к тому же, калека. Когда же, наконец, в результате различных… хм?м, пертурбаций, двое слились в одно, идеальное могущество успело выродиться не пойми во что.
— В совершенство, — пробурчал Орнольф. И Маришка подпрыгнула от неожиданности. Время?то, оказывается, к рассвету. Орнольф всегда просыпается к этому часу и прекращает их с Альгирдасом ночные посиделки. — В слишком много воображающее о своей осведомленности совершенство. Хотя в остальном Хельг прав, вышло приблизительно так, как он рассказывает. Его сестра… она погибла, а Хельг стал тем, что он есть.
— Да что ты об этом знаешь?! — фыркнул Паук.
— О тебе? Или о твоей сестре? — долгий, пронзительный взгляд, которым обменялись эти двое, явно не предназначался для чужих глаз. — Немного, это точно. Я даже не знаю, кого из вас полюбил тогда. В любом случае, выбирать давно уже не приходится.
— Вы, ребята, извините, — Маришка заставила себя отвести взгляд, однако пробежавший между чародеями ток почувствовала всей кожей, — я думала, что я человек раскрепощенный, продвинутый и вообще… Но этого я все равно не понимаю.
— Не понимаешь… — мелодично повторил Альгирдас. — И никто не понимает. Мы тоже. Иди спать, ребенок, тебе с утра опять крыс по помойкам гонять.
Сумасшедший дом! Сумасшедший фейри. Медленно едущая крышей чародейка. Один Орнольф нормальный, и тот — гей. Ой, мамочки, ну и жизнь у тебя, лейтенант Чавдарова!
…Ей только очень не нравилось то, что ее парни — и Макс, и Дюха — изменили решению поселиться в гостинице и жили теперь, как собирались с самого начала, под крышей волшебного дома. Маришку так и подмывало спросить, как часто они оба видят Альгирдаса во сне? Каждую ночь? Или через раз? Но она старалась вообще не касаться этой темы. Макс, он позволял себе очень… резкие, да, резкие и грубые высказывания. Дюха каждый раз одергивал его, но Маришке казалось, что на самом деле командир готов подписаться под каждым словом.
Маришку так и подмывало спросить, как часто они оба видят Альгирдаса во сне? Каждую ночь? Или через раз? Но она старалась вообще не касаться этой темы. Макс, он позволял себе очень… резкие, да, резкие и грубые высказывания. Дюха каждый раз одергивал его, но Маришке казалось, что на самом деле командир готов подписаться под каждым словом. И, господи, все это после того, как они дважды на несколько минут увидели Паука. Зимой и — вот, две недели назад, когда Альгирдас неосторожно попался им на глаза во дворе.
Это и есть тот эффект, о котором говорил Орнольф?
За Макса Маришке было стыдно. А за Альгирдаса — обидно. Еще и потому обидно, что возразить нечего. Она знала, что иначе, чем у них с Орнольфом, просто не может быть. Невозможно иначе. Знала, но когда не видела их, начинала сомневаться. А слова… похабные слова… грязь, пятнающая чистую красоту Альгирдаса — за этой грязью тускнел его ясный, пронзительный свет. И слыша бесстыдные насмешки Макса, Маришка думала, что ведь, в сущности, он просто называет вещи своими именами.
Просто… нет, не так это просто. Ей казалось, что он пытается испачкать то, чего не может получить.
Нет уж, лучше вообще не думать об этом.
Нелюди, нелюди, нелюди! Да. Так — правильно.
* * *
Время шло, и Альгирдас становился все беспокойнее. Снова, как в первые дни после приезда сюда, он, казалось, не находил себе места. И Маришка объясняла это тем, что ничего нового не происходит. Это для нее жизнь полна была событий, каждый день удивлял или пугал чем?нибудь, и заставлял задуматься. А Паук, запертый в четырех стенах, или в пределах тварного мира, — уж кто там знает, что его больше гнетет, — конечно же, маялся. Он, в отличие от Орнольфа, ведущего, как выяснилось, довольно активную жизнь, не занимался ничем полезным.
А Орнольф мог бы объяснить Маришке, что проблема отнюдь не в безделье. Сам он, действительно, был очень занят, но занятия эти не выходили за рамки обычной работы обычного смертного бизнесмена. Деньги, они ведь не берутся из воздуха. Это фейри ничего не нужно, да вот Пауку, когда он живет на Меже — у них там свои тонкости. А люди в деньгах нуждаются постоянно. Особенно организации вроде ИПЭ, которые так и норовят подсунуть какую?нибудь смету, стоит лишь заикнуться о том, что Касуру с Пауком снова нужны их услуги.
Нет, их, разумеется, нельзя назвать нахлебниками. Они нужны и полезны. И если уж на то пошло, вольные охотники Паука тоже не святым духом кормятся, хотя, конечно, по большей части Альгирдас сам обеспечивает их всем необходимым…
Словом, не в безделье была проблема. Уж чего?чего, а дел у Паука Гвинн Брэйрэ всегда было в избытке. Сидеть в центре всемирной паутины, поддерживая связь и с фейри, и с людьми, отдавать распоряжения, распределять ресурсы, постоянно быть в курсе новостей — работенка нисколько не легче, чем у теневого финансового магната. А сейчас, когда ему приходилось почти вслепую отыскивать бывших зомби, случайно освобожденных Артуром, у Хельга дни и ночи были загружены делами под завязку. Как он справлялся со всем, Орнольф понимать отказывался.