Поймав отчаянный взгляд Сергея Ивановича, Орнольф развел руками:
— Давние счеты с Московским княжеством. Предпоследний большой переворот в вашей стране Хельг пропустил и по?прежнему считает ее чем?то вроде Российской Империи… хм… в общем, он почитает за благо убивать «московитов» и «азиатов». Я его в меру скромных сил разубеждаю, но… м?да… господин Корнев, лучше бы вам выбрать. И поскорее.
— Но если Чавдарова нужна вам не для того, чтобы уничтожить Очкарика, тогда зачем?
— Хельг! — Орнольф успел поймать руки Паука. — Это случайность, он не хотел оскорбить тебя, он еще не привык к своему месту, он вовсе не требует от тебя отчета, просто беспокоится о девочке. Его ответственность выше, чем инстинкт самосохранения — это хорошо, это достойное качество…
— Я убил лучших, — пробормотал Паук, — потому что полагал, будто от них больше вреда, чем пользы. Но то, что осталось… оно бесполезно, рыжий.
— И поэтому им надо помогать, пока не вырастет новая достойная смена, — Орнольф разжал пальцы, выпуская запястья Паука.
— И поэтому им надо помогать, пока не вырастет новая достойная смена, — Орнольф разжал пальцы, выпуская запястья Паука. — Господин Корнев, думаю, мы обо всем договорились?
— Иди сюда, — Паук смотрел на Маришку, — не бойся.
— Легко сказать!
Она брякнула, не подумав, и сразу перепугалась, а ну как сейчас он сочтет это за попытку поспорить?!
— Я не ем детей, — Хельг улыбнулся.
И эти слова о детях в устах мальчишки, ровесника, рассеяли страх и недоверие. Маришке стало смешно.
«А ты взрослый!» — хмыкнула она про себя, подходя ближе. Инстинкт самосохранения подсказывал, что не стоит произносить этого вслух.
Если ей и было неудобно перед Сергеем Ивановичем, то очень недолго.
Надо было узнать их поближе, чтобы понять, что все случившееся в комнатке за музеем было представлением, игрой в доброго и злого полицейского.
Сообразив это, Маришка изрядно развеселилась.
Надо было узнать их еще чуть лучше, чтобы понять — это была не игра.
И поняв это, Маришка задумалась.
— Перед тобой лучший в мире срыватель переговоров! — сообщил Орнольф, до странности напомнив при этом Карлсона. Только Карлсон слова «лучший в мире» всегда относил к себе, а Орнольф говорил о Хельге.
К тому же невозможно представить Карлсона таких размеров…
— Это дивное создание всю жизнь придерживается принципа: кто сильней, тот и прав. И попытки договориться воспринимает как личное оскорбление. Знала бы ты, сколько раз он срывал мне уже почти подписанные соглашения! И сколько лет назад я запретил ему появляться там, где хотелось бы решить дело миром.
Последние слова адресовались уже не Маришке, а Хельгу, но эффекта не возымели.
Паук их проигнорировал.
Это у него хорошо получалось — в упор не видеть, не слышать и не воспринимать то, что ему не нравилось. Опять?таки, если то, что не нравилось, исходило от Орнольфа. Общение Паука с обычными людьми Маришке довелось наблюдать один?единственный раз, но на основании своих наблюдений и того, что рассказывал Орнольф, она усвоила: злить его чревато серьезными опасностями, а разозлиться он может по любому поводу.
Такой милый! Умереть — не встать!
Казалось бы, сбылась мечта или что?то на мечту похожее. Ведь хотелось же снова встретиться с таинственным красавцем, со своим загадочным спасителем. Правда, о том, чтобы сделать встречи регулярными даже мечтать не приходилось — так, увидеться бы еще разок, посмотреть, чтобы убедиться, не подводит ли память, и дальше уже жить воспоминаниями. Внукам потом рассказывать: вот, внуки, видела ваша бабушка в своей жизни одного потрясного парня…
Нет, став бабушкой, Маришка, наверное, будет говорить более литературно. Иначе дети к ней внуков возить перестанут.
…Следовало выехать за город по Сибирскому тракту, сойти на первой, после ментовского КПП, остановке и углубиться в лес. Недалеко. Просто, чтобы людям в глаза не бросаться. А там открыть замочек дешевенького — серебрение и стекляшка — медальона.
И тут же оказаться совсем в другом месте.
Там всегда было тепло, всегда лето, или конец весны. Там воздух был чище, чем в лесу. Там стояла башня из старого камня, с узкими бойницами и маленькой крепкой дверью, в которую Орнольф входил нагнувшись и бочком, а Хельг проскальзывал как вода. И там Маришку ждали. Каждый день. Без выходных и без поблажек.
Сбывшаяся мечта стала суровой действительностью, такой суровой, что иногда казалось, было бы лучше, останься мечта мечтой.
Да, Альгирдаса она могла видеть каждый день. Более того, она обязана была видеть его каждый день. И, в общем, нисколько против этого не возражала, потому что даже просто смотреть на него было невыразимым удовольствием, если бы не одна закавыка: Паук тоже был обязан каждый день уделять ей время.
Кроме этого, Орнольф учил ее кое?каким приемам, которые могли пригодиться в предстоящей охоте на Очкарика. Датчанин изволил выражать недовольство подготовкой курсанта Чавдаровой: он считал, что за пять месяцев человека можно научить куда большему и с большей отдачей.
Паук однажды не выдержал и посоветовал Орнольфу предложить руководству ИПЭ свои услуги.
— Наставник Касур снова в деле! — сказал он тогда язвительно и почему?то грустно. — Только сначала тебе придется переучить командиров, потом учителей, а к тому времени, как дойдет до курсантов, снова потребуется вмешательство Паука.