У кого на Эльне рука поднялась? Ее даже звери лесные не трогали. И не боялись. Хельг — тур лесной, гордый, могучий. А Эльне — ланька и есть. Как же можно было ее?.. маленькую такую…
— Касур, — властно прозвучало в тишине, — Молот, ты слышишь меня, брат?
— Слышу, Син, — отозвался Орнольф, — чего тебе еще?
— Паук сыт? — без долгих предисловий поинтересовался Старший.
— А я знаю? — невежливо ответил Орнольф.
Отличить сытого мертвяка от голодного сумел бы и обычный человек, не то что Гвинн Брэйрэ, и по вдумчивому молчанию Сина Орнольф понял: его невежливость оценена и принята к сведению. А еще он понял, что Син даже не сомневался в том, что Хельг вернется, несмотря на то что для навьев совсем не характерно выполнять самоубийственные обещания.
И что все это значит?
— Сегодня ночью он не ел, — наконец проворчал Орнольф.
— Он проснется голодным, — предупредил Син, как будто Молот Данов, истребивший на своем веку нежити больше, чем видел Старший за долгие века бессмертия, не знал, как это бывает.
— Накормлю, — отрезал Орнольф.
— Вот и молодец, — как ни в чем не бывало, похвалил его Син, — ни в коем случае не позволяй Пауку пить человеческую кровь. Твою — можно. Любого из братьев — пожалуйста. Но только не людей.
— А мы кто? — искренне удивился дан. — Не люди, что ли?
— И сразу вези его сюда, — Старший, казалось, не услышал вопроса. — Вы должны прибыть как можно скорее. Добирайся по хейлиг фэрд, — братья знают, что случилось и ждут вас.
— Ты, Син, сегодня ночью пил много? — вкрадчиво (во всяком случае, он надеялся, что получилось вкрадчиво) поинтересовался Орнольф. — Я же сказал: Хельга ты получишь, только разделавшись со мной!
— А ты, Касур, думаешь, что я причиню вред своему брату, пусть даже и ставшему нечистой тварью?
Орнольф не успел ответить. Да Старший и так знал, что скажет грубый дан.
— Правильно думаешь, — мягко подтвердил он. — Будь на месте Паука кто угодно другой, братья уже спешили бы к вам, чтобы закончить дело, так или иначе. Но не в этот раз, Касур. Поразмысли, пока есть время: может быть, ты знаешь, где нам найти другого такого чародея?
— Что ты придумал? — поспешил спросить Орнольф прежде, чем Син закончил разговор. — При чем здесь кровь?
— Еще не знаю, — вздохнул Старший, — приедете, тогда посмотрим.
Оставить Хельга одного Орнольф так и не решился: днем тот был совершенно беззащитен, и хотя ни один дикий зверь не сунется к мерт… к нему, мало ли кого занесет нелегкая в выжженный изнутри курган. Пришлось самому, как живому покойнику, спать днем, чтобы к вечеру проснуться вместе с Хельгом.
Орнольф чуть не проспал. Подхватился, когда Паук уже зашевелился на своем ложе. И когда отдернулся заменявший полог плащ, Орнольф несколько мгновений ошеломленно таращился на такого же удивленного Альгирдаса. За день Хельг, и так?то худой, отощал как сама смерть, и запавшие глаза на белом лице, тени ввалившихся щек, серые губы окончательно выдавали в нем упыря.
За день Хельг, и так?то худой, отощал как сама смерть, и запавшие глаза на белом лице, тени ввалившихся щек, серые губы окончательно выдавали в нем упыря.
Очень голодного упыря.
— Ты или смельчак, или глупец, рыжий, — глухо прозвучал почти незнакомый голос, — а если я убью тебя?
— А если я тебя? — в тон ему поинтересовался Орнольф. — Есть будешь?
— Я?
— Ты.
Все?таки, Гвинн Брэйрэ — это вам не обычный человек, пусть даже и конунг, и жрец, и кто угодно. Обычный человек, став упырем, ни о чем, кроме крови, думать не может. И первые лет сто жрет кого попало, хотя бы и родственников: обычное дело, когда народ целыми семьями пропадает. А этот, гляди?ка, разговаривает еще.
Правда, когда острые зубы нетерпеливо клацнули над льющейся в чашу темной кровью, Орнольфу стало не по себе… но лишь на миг, пока Хельг не глянул исподлобья. Сейчас глаза его были светло?зелеными. И так стыдно было ему, так мучительно стыдно, что Орнольф сам устыдился себя. Кого он испугался? Это же Эйни, хоть и с клыками, хоть и мертвый уже.
— Пей давай, — пробормотал Орнольф, — Син сказал, тебе только нашу кровь пить можно.
Повторять приглашение не потребовалось.
Вернув опустевшую чашу, Альгирдас с сомнением произнес:
— Спасибо…
И ушел к выходу, затерялся в размытых ночных тенях, переползающих по стенам упокоища. Теперь Орнольф чувствовал его присутствие, как обычно чувствовал упырей. Мертвое и злое поблизости. Молчит.
Не дышит…
— Ехать надо, — сказал он, радуясь тому, что может нарушить тишину, — Син просил вернуться в Ниэв Эйд.
— Поезжай.
— Да мне?то что там делать? Син просил тебя привезти.
— Зачем?
— Не знаю, Эйни. Ты нужен Гвинн Брэйрэ, — Син так и сказал: другого такого чародея не найти. Привози, говорит, Паука сюда, посмотрим, что делать.
— Мне жаль, рыжий, — голос Альгирдаса стал мягче, — я больше не чародей.
— Как так?
— Я проклял Дигра. Сделал его бессмертным… то есть, вчера ночью я думал, что проклинаю его бессмертием. И отдал на это всю силу, что была во мне и в моей земле… еще и у богов забрал, сколько смог. Теперь — все. Убивать я могу. Даже лучше, чем раньше. А ворожить — нет.
— Ты проклял кого?! — переспросил Орнольф, устремляясь к выходу.