— Говори, — бросил враг.
— Я предлагаю тебе договор… Старейший.
Как мало надо, чтобы в теле раба вновь ожил князь! Опасно меняется голос, и вот?вот в глазах Дигра появится гнев, и надо смотреть вниз, надо следить за собой, за тем, чтобы не расправлялись плечи, чтобы стоя на коленях не быть выше, во всем выше этого… Старейшего. Не забывай, Паук! Отныне он — князь, пусть даже для тебя одного.
— Отпусти их, — глядя в пол, продолжил Альгирдас, — или… женись на Эльне, как хотел когда?то… оставь им жизнь. Не мучай больше. За это я дам тебе свое слово. Чего ты хочешь? Я могу научить тебя чародейству, могу открыть секреты боя, каких не знают самые прославленные воины. Могу наделить силой. Или мудростью…
— Ты считаешь, я недостаточно мудр? — тут же уточнил Дигр. Он был предсказуем, как большинство людей, он был понятен… Если бы только он позволил прилепить к своей душе хоть ниточку тонкой невидимой паутинки!
— Ты победил меня. — Злые боги, почему нельзя заворожить это существо одними только словами, просто запутать, закружить в сплетениях липких нитей? Но золото сдавливает горло, мешая говорить, и Дигр… поймет. Услышит. Самый малый глоток сделал он из чаши познания, но этой толики достаточно, чтобы держать могущественного чародея в надежной узде. — Ты оказался хитрее, значит, ты мудр. Но мудрости не бывает достаточно. Чего ты хочешь, Дигр?
— Тебя, — пробормотал враг, даже не заметив, что Альгирдас уже не называет его Старейшим. — Что ты скажешь об этом, Паук?
Схватив за ошейник, он рывком поднял его на ноги, глаза в глаза. Альгирдас отвернулся: от лица Дигра в такой близости, от его дыхания по всему телу прошла брезгливая дрожь.
— Я хочу тебя, Паук, — повторил дан, словно не замечая его отвращения, — силу, мудрость, колдовство — да, но вместе с тобой! Ты станешь моим рабом, Паук? Поклянешься в этом?
Холодные пальцы натянули ошейник, дышать было почти нечем. Альгирдаса тошнило от губ Дигра, касающихся его виска.
— Да! — выдохнул он, отворачиваясь еще больше, насколько это было возможно. — Если ты пощадишь мою жену и сына, дашь им свободу и жизнь, я стану твоим рабом.
— Моим цепным псом? — тяжело дыша, проговорил Дигр.
— Да.
— Моей подстилкой, домашней зверушкой, покорной во всем, без мыслей о свободе или смерти, счастливой участью раба?
— Да.
Пальцы Дигра наконец?то разжались, и Альгирдас рухнул на пол, задыхаясь и кашляя. Снова пошла кровь, из горла и из носа, кажется, даже из ушей. Но это было неважно. Скорчившись у ног дана, Паук стискивал зубы, чтобы не поддаться смертному ужасу.
Дигр пришел не за Эльне и не за землями, править которыми все равно бы не смог. Дигр пришел за ним. Боги…
Это было в его глазах, сейчас Альгирдас разглядел их близко, ближе, чем нужно, и понял, разгадал то странное выражение.
Жажда. Похоть. И глубокая печаль.
В чем он поклялся только что? На что обрек себя?
— Орнольф, — прошептал Альгирдас, тускнеющими глазами глядя на впитывающуюся в солому кровь, — Орнольф, прошу тебя…
Удар сапогом в лицо выбил остатки чувств.
— Никакого колдовства без моего разрешения! — напомнил Дигр. — Или ты забыл, Паучок?
Но Альгирдас уже не мог отвечать.
Месяц. Столько положил Дигр, чтобы проверить, сможет ли Паук держать свое слово. Ад протяженностью от луны до луны и без всякой надежды на освобождение, но по прошествии этого срока Дигр должен был выполнить свою часть договора. И Альгирдас ждал. Не смея больше даже подумать о смерти.
Он прислуживал врагу. Одевал его. Чистил его сапоги. Опускался на колени, помогая сесть в седло. И делал еще многое, во что не мог поверить. И привык смотреть вниз. Всегда вниз. Чтобы ни с кем не встречаться взглядом.
Бывший правитель. Теперь — раб. Навсегда. До смерти Дигра, и потом — вечность. Потому что враг возьмет его с собой в погребальный курган, вместе со своими собаками, лошадьми и другими рабами.
Теперь Дигр сам наказывал его. И это было хуже, чем плети на конюшне.
Намного хуже.
А в один из дней Жирный Пес дождался, пока Альгирдас стянет с него сапоги, притянул за ошейник к себе и снова заглянул в глаза:
— Итак, ты мой, Паук?
— Твой раб, — подтвердил Альгирдас, отчаянно вцепившись в последнее слово.
— Ты все понимаешь, верно? — Дигр почти коснулся губами его губ. — Но пусть будет раб. Если так ты меньше боишься… — рассмеявшись, он оттолкнул Альгирдаса. — Ведь теперь ты боишься меня, Паук? Теперь ты знаешь, как это — бояться за себя?
— Да, Старейший.
— Ты мой раб, и я могу делать с тобой, что пожелаю, — пробормотал Дигр и сглотнул, как будто у него перехватило горло. — Что захочу… Раздевайся!
— Что?
— Делай, что приказано!
«Это не я, — сказал себе Альгирдас, дыша ровно и медленно, избавляясь от всех мыслей и чувств, вспоминая давно забытые уроки в Ниэв Эйд. Сейчас на то, что уже много лет получалось само собой, вновь приходилось тратить силы. — Это не я. Меня нет здесь. Меня. Нет… Нигде…»
* * *
…Как он был красив. Не может, не должен человек быть таким. Или правду говорят, что Паук Гвинн Брэйрэ не совсем человек. Совсем не человек. Нелюдь. Сидский выродок.
Или создание богов?
— Ты совершенен… — против воли вырвалось у Хрольфа.