— Господи… — Скарпетта на мгновение закрывает глаза.
— Ситуация не совсем понятная. Я сначала думал, она это инсценировала. Притворилась, чтобы обратить на себя внимание. Но отпечатки на химической бомбе совпали с теми, что мы нашли в спальне. Прогнали через систему и нашли еще одно совпадение. Дело в Ричмонде, убийство девочки. То самое, из-за которого вас вызвали.
— Та молодая женщина. Что именно с ней случилось? — спрашивает Скарпетта.
Из коридора уже доносятся тяжелые шаги Марино. Браунинг поднимается и идет к двери.
— Лежала в постели с гриппом. Дальше не вполне понятно. Ясно только, что он вошел через оставленную незапертой дверь. А потом его спугнула Люси. Случайно вернулась домой. Жертва была без сознания, в шоке… в общем, я толком не знаю. Что случилось, не помнит. Лежала на кровати голая, лицом вниз.
— Она сильно пострадала? — Скарпетта слышит приглушенные голоса Браунинга и Марино. Улавливает слово «кости».
— Ничего серьезного, только синяки. Бентон говорит, что синяки у нее на спине, на груди и на руках.
— Значит, Бентон знает. Все знают, кроме меня. — Она начинает злиться. — И Люси ничего мне не сказала. Почему?
Руди колеблется, потом снова вздыхает:
— Думаю, тут личные причины.
— Понятно.
— Извините. Мне не нужно было ничего вам рассказывать, но, похоже, теперь наши дела как-то связаны, и я посчитал, что вам следует знать. Как именно они связаны, понятия не имею, так что не спрашивайте. Скажу только, что ничего более жуткого я еще не встречал. Вы хотя бы представляете, с кем мы имеем дело? Кто он? Какой-то псих? Маньяк?
Марино входит в спальню и молча кивает.
— Да, псих, — говорит она Руди и кивает в ответ Марино. — Скорее всего белый мужчина по имени Эдгар Аллан Поуг. Тридцать с небольшим. Искать нужно через аптеки. Проверить базы данных. Возможно, ему выписывают стероиды от легочного заболевания. Это пока все, что у меня есть.
— Нам больше и не надо, — радостно отвечает Руди.
Скарпетта закрывает телефон и смотрит на Марино, думая о том, что ее взгляды на правила меняются почти так же, как меняется освещение в зависимости от сезона или погоды, и то, что представлялось одним в прошлом, в будущем будет представляться совсем другим. Спецы, работающие в «Последней инстанции», могут проникнуть едва ли не в любую базу данных. И делают они это для того, чтобы выслеживать и находить чудовищ, что хуже любого зверя. К черту правила! К черту сомнения и чувство вины, что гложет ее сейчас! Кей засовывает телефон в карман.
— Он мог заглядывать во все окно прямо отсюда, из спальни. Мог наблюдать за тем, что происходит в ее доме. Возможно, он видел, как развлекались миссис Полссон и ее муж, в какие игры они играли. И если они — не дай Бог — забавлялись в комнате Джилли, он тоже мог это видеть.
— Док? — Марино хмуро смотрит на нее. — Док…
— Я к тому, что человеческая натура, испорченная, больная человеческая натура, — странная штука. У того, кто видит, как над кем-то издеваются, может возникнуть желание сделать то же самое. Наблюдение за сексуальным насилием способно спровоцировать психически неустойчивую личность…
— О каких играх вы говорите? — вмешивается Браунинг.
— Док! — Глаза у Марино горят, как у вышедшего на след зверя охотника. — Там, в сарае, полным-полно мертвецов. Ты бы взглянула…
— Вы говорили что-то о другом деле? — спрашивает Браунинг, когда они выходят в узкий холодный коридор. Запах пыли и плесени становится вдруг невыносимым, душащим, и Скарпетта пытается не думать о Люси и ее «личных причинах». Она пересказывает Браунингу и Марино то, что узнала от Руди, но реагируют они по-разному.
— Если так, то Поуг, наверное, во Флориде, — говорит детектив, заметно волнуясь. — Уж теперь я его не упущу. — Он останавливается в кухне, словно не зная, что делать, потом снимаете пояса телефон. — Идите, я сейчас буду.
Мужчина в синем тренировочном костюме и бейсбольной кепочке проверяет отпечатки на выключателе в кухне; в гостиной слышны голоса других полицейских. У задней двери свалены большие мешки для мусора. Их завязывают и помечают бирками как вещественное доказательство. Скарпетте вспоминается Джуниус Айзе — это ему придется возиться с жутким мусором безумной жизни.
— Он что, работает на похоронное бюро? — спрашивает Марино. Задний двор погребен под густым слоем мокрых листьев. — Сарай пo завязку забит коробками и мешками. Знаешь, что в них? Человеческий пепел. Они, конечно, уже простояли здесь какое-то время, но не очень долго. Такое впечатление, что он перетащил все это из какого-то другого места.
Скарпетта ничего не говорит, пока они не подходят к сараю. Она берет у одного из полицейских фонарик и направляет луч внутрь убогого склада. В круге света — уже развязанные мешки, из которых высыпается белая зола, кусочки костей и дешевые металлические коробки, покрытые белой пылью.
— Думаете, он сам сжег всех этих людей? — спрашивает полицейский, тыча в мешки раздвижным жезлом. Луч ползет через темноту и останавливается на длинных костях и черепе цвета древнего пергамента.
— Нет. Разве что у него был где-то собственный крематорий. — Кей переводит луч на заполненную пеплом жестянку из-под сигар. — Обычно прах кремированных возвращают родственникам примерно в таких же дешевых коробках. Хотите что-то более изысканное — покупайте. — Скарпетта снова освещает длинные кости и череп, и череп. Смотрит на них пустыми черными глазницами и усмехается беззубым ртом. — Чтобы полностью сжечь человеческое тело, требуется температура около двух тысяч градусов.