— Может быть, это и не порез. Может быть, кожу сорвало колесом. Вот эта рана, — Скарпетта показывает на глубокую рваную рану, проходящую через обе щеки и нос, — может быть не порезом, а разрывом.
Я бы посмотрела под микроскопом, нет ли там ржавчины или масла. К тому же при разрыве в отличие от пореза всегда наблюдается значительное уплотнение тканей. На вашем месте я бы постаралась найти ответы на все вопросы.
— Да уж. — Филдинг отрывается от планшета, на котором заполняет бланк. К стальной скобе привязана шариковая ручка.
— Семья наверняка захочет получить компенсацию. И шансы у них хорошие. Смерть на рабочем месте, да еще на каком.
— Да уж. Лучше места не найдешь.
Латексные перчатки забрызганы кровью. Филдинг снова и снова трогает свернутый набок нос, и из раны течет теплая кровь. Он переворачивает страницу и начинает отмечать повреждения на диаграмме тела. Потом наклоняется и внимательно рассматривает рану через пластиковые стекла защитных очков.
— Ни масла, ни ржавчины не видно. Но это не значит, что их нет.
— Правильная мысль. — Скарпетта согласна с ходом его мыслей. — Я бы промокнула тампоном и отдала в лабораторию — пусть все проверят. Нисколько не удивлюсь, если кто-то вдруг заявит, что жертву переехали, или толкнули под колесо, или, перед тем как толкнуть, ударили по лицу лопатой. Не угадаешь.
— Да уж. Денежки, денежки.
— Не только. Это адвокаты обычно сводят все к деньгам. Но в первую очередь нужно принимать во внимание шок, боль, чувство утраты, желание найти чью-то вину. Родственникам трудно поверить, что смерть произошла из-за глупости и невнимательности, что ее можно было легко предотвратить, что такой опытный тракторист допустил небрежность — встал около колеса, позабыв переключить сцепление или повернуть ключ зажигания. Но, к сожалению, такое случается сплошь и рядом. Люди забывают об осторожности, расслабляются, спешат и не думают о последствиях. Человеческая натура такова, что нам трудно поверить в вину того, кто нам близок и дорог. Мы не хотим допустить, что он сам навлек на себя смерть, умышленно или по неосторожности. Впрочем, вы мои лекции слышали не раз.
Когда Филдинг только начинал, он был одним из помощников Кей. Она учила его премудростям судебной патологии. Учила выполнять свою работу, проводить экспертизу и делать вскрытие не только компетентно, но и скрупулезно. Сейчас ей грустно вспоминать, с каким жаром Филдинг брался за дело, с каким желанием воспринимал ее советы и рекомендации, как во все вникал, ездил с ней при каждой возможности в суд, слушал ее показания, сидел в ее кабинете и работал над своими отчетами. Теперь он другой, усталый и измученный, у него проблемы с кожей, а Кей уволена, и они оба здесь.
— Нужно было позвонить, — снова говорит Скарпетта, расстегивая дешевый кожаный ремень и молнию на буро-зеленых штанах мистера Уитби. — Поработаем с Джилли Полссон и все выясним.
— Да уж, — говорит Филдинг.
А ведь раньше он не говорил «да уж» так часто.
Глава 7
На ногах у Генри Уолден замшевые, с шерстяной подкладкой, тапочки, и к коричневому кожаному креслу, что стоит напротив дивана, она проплывает почти неслышно, как черное привидение.
— Я приняла душ, — сообщает Генри, опускаясь в кресло и подбирая под себя изящные ножки.
Бентон успевает заметить не случайно мелькнувшую белизну свежей плоти и бледные тени, теряющиеся в потайных уголках между бедрами, но реагирует совсем не так, как отреагировали бы большинство мужчин на его месте.
— А какое вам до этого дело? — спрашивает она, повторяя тот же вопрос, что задает каждое утро с первого дня пребывания здесь.
— Вы ведь лучше чувствуете себя после душа, не так ли, Генри? — Она кивает, глядя на него неотрывно, как кобра. — Мелочи важны. Есть, спать, умываться, делать зарядку. Это помогает вернуть контроль.
— Я слышала, как вы с кем-то разговаривали.
— С этим у нас проблема. — Бентон смотрит на нее поверх очков, положив на колени блокнот, записей в котором добавилось за счет таких слов, как «черный «феррари»», «без разрешения», «скорее всего следили от тренировочного лагеря» и «цель контакта, черный «феррари»». — Частные разговоры — это частное дело каждого, так что давайте вернемся к нашему первоначальному соглашению. Вы его помните?
Девушка снимает тапочки и бросает их на пол. Голые ступни на подушке, и когда она наклоняется, чтобы посмотреть на них, полы красного халата слегка расходятся.
— Нет. — Голос едва слышен. Она качает головой.
— Вы его помните, Генри. Знаю, что помните. — Бентон повторяет ее имя так часто, чтобы напомнить ей, кто она такая, персонализировать то, что было деперсонализировано и, в некоторых отношениях, уничтожено. — Мы договаривались об уважении, помните?
Она наклоняется сильнее, трогает палец — ногти у нее не накрашены — и делает вид, что все остальное ее не интересует, одновременно предлагая Бентону любоваться обнаженной частью тела.
— Помимо прочего, уважение предполагает соблюдение приличий и невмешательство в частные дела другого человека. Мы уже много говорили о границах. Нарушение приличий есть нарушение границ.
Одна ее рука ползет вверх и запахивает разошедшиеся на груди полы.