— Мы приехали сюда, чтобы расследовать смерть ее дочери, она определенно хочет чего-то. Может быть, денег. Может быть, внимания. Может, ей нужно что-то, чтобы в случае необходимости давить на нас. Я не знаю, что ей нужно, но собираюсь узнать. И узнаю. Так что снимай рубашку, снимай штаны, снимай все остальное и покажи, что она с тобой сделала и ради чего затеяла эту мерзкую игру.
— И что ты обо мне подумаешь? — Он осторожно стягивает через голову рубашку и морщится от боли — следы укусов и засосов покрывают всю грудь и спину.
— Господи… Сиди смирно. Черт, почему ты не показал мне это все раньше? Нужно немедленно все обработать. Только инфекции не хватало. И ты еще беспокоишься, что она могла обратиться в полицию? Это ей следует беспокоиться. — Выговаривая, Кей щелкает фотоаппаратом, заходит слева и справа, снимает крупным планом каждую рану.
— Я же не знаю, что сделал с ней, вот в чем проблема, — говорит Марино, постепенно успокаиваясь. Похоже, все не так уж и плохо. Похоже, он зря боялся.
— Если бы ты сделал даже половину того, что она сделала с тобой, у тебя болели бы зубы.
У него зубы не болят, совсем не болят. Зубы как зубы, такие же, как всегда, ничего особенного. Слава Богу.
— Что со спиной? — Скарпетта снова стоит над ним.
— Спина не болит.
— Дай посмотреть. Наклонись вперед.
Он наклоняется. Кей осторожно убирает подушки. Ее теплые пальцы трогают его плечи, легко скользят по коже, подталкивают, заставляя наклониться еще ниже. Скарпетта осматривает его сзади, а он пытается вспомнить, дотрагивалась ли она когда-то до него так, как сейчас. Нет. Он бы запомнил.
— Гениталии? — будто невзначай спрашивает Скарпетта и, не дождавшись ответа, добавляет: — Марино, если повреждены гениталии, я должна это сфотографировать. Может быть, тебе нужна медицинская помощь. Или мы и дальше будем притворяться, будто я не знаю, что ты мужчина и у тебя есть мужские гениталии, как и у половины человечества? Судя по всему, она и там следы оставила, иначе ты просто сказал бы, что все в порядке.
Я права?
— Права, — бормочет Марино, прикрывая причинное место обеими руками. — Да, права. Да, оставила. Но может быть, остановимся на этом, а? Ты уже все доказала. Какой смысл идти дальше?
Скарпетта садится на край кровати, в паре футов от него.
— Ладно, давай ограничимся словесным описанием, а потом уже решим, снимать тебе брюки или нет.
— Она меня покусала. Живого места не оставила. Все в синяках.
— Я врач.
— Еще не забыл. Но ты не мой врач.
— Стану им, если ты умрешь. Если бы она убила тебя, как по-твоему, кто постарался бы выяснить, в чем дело? Кому бы ты был нужен? Тыжив, чему я очень рада, но подвергся насилию и получил повреждения, которые могли бы привести и к смерти. Звучит, конечно, смешно, в общем, сделай мне одолжение и позволь тебя осмотреть. Мне нужно знать, нуждаешься ли ты в медицинской помощи и есть ли необходимость фотографировать.
— Что ты имеешь в виду под медицинской помощью?
— Может быть, достаточно будет и бетадина. Я куплю его в аптеке.
Марино пытается представить, что будет, если Скарпетта увидит его. Раньше она его не видела. Она не знает, что у него там и каких размеров, может, средних, а может, меньше или больше. И откуда ему знать, какой будет реакция, если он понятия не имеет, что ей нравится и к чему она привыкла. Потом он представляет, как они едут в суд, как он расстегивает там штаны и как его фотографируют.
— Только попробуй засмеяться, и я возненавижу тебя до конца жизни, — предупреждает он и чувствует, как в лицо ударяет кровь и пот жжет, будто кислота.
— Ах ты, бедняжка, — вздыхает Скарпетта и добавляет: — Какая ж она дрянь.
Глава 31
Скарпетта сворачивает на боковую улочку и останавливает машину перед домом Сьюзен Полссон. Холодный дождь бьет в ветровое стекло. «Дворники» мечутся, не справляясь с потоками воды. Несколько минут она сидите работающим двигателем, глядя на ведущую к крыльцу неровную дорожку, представляя, каким путем шел накануне Марино. Других вариантов нет.
За его рассказом скрывается нечто большее, чем он думает. То, что увидела Кей, хуже того, что он думает. Возможно, Марино поведал не все и придержал кое-какие детали, но он рассказал достаточно. Скарпетта выключает двигатель. Дождь усиливается, в его шуме тонут все прочие звуки, и вода на ветровом стекле напоминает рифленый лед. Сьюзен Полссон дома. Ее мини-вэн припаркован неподалеку, и в окнах горит свет. Да и куда идти в такую погоду?
Зонтика в машине нет. Нет и шляпки. Скарпетта выходит под проливной дождь и торопливо шагает по старым скользким плитам к дому убитой девочки, чья мать так любит безумные сексуальные игры. Может быть, ее и нельзя назвать сексуальной извращенкой, но тому, что она сделала с Марино, нет оправдания. Злость переполняет Скарпетту, и она не намерена ее усмирять. Марино, может быть, даже не догадывается, как она зла, но миссис Полссон узнает, какой бывает Скарпетта в таком состоянии. Она бьет латунным ананасом в деревянную дверь и думает, что делать, если хозяйка не откроет и, последовав примеру Филдинга, притворится, что ее нет дома. Она еще раз стучит в дверь, медленнее и сильнее.