Мистер Айзе сдвигает окуляры на несколько миллиметров, и в поле зрения появляются громадные рога пинцета. Кружочек света до сих пор напоминает ему ярко освещенный цирковой круг — и это после стольких лет! В какой-то момент он видит слонов и клоунов в таких пестрых и ярких нарядах, что у него режет в глазах. Вспоминаются дешевые открытые трибуны — их называли «отбеливателями» — и плывущие в воздухе розовые клочья сахарной ваты.
С моей точки зрения, это он во всем виноват.
— Ну, девочку вскрывал уж точно не он. Думаю, и тракториста, того, что попал под колеса возле нашего старого здания, тоже. Он предпочитает распоряжаться да раздавать всем указания.
— Как тебе моя вилка? Сделать еще? — спрашивает Джуниус, проворно управляясь вольфрамовой иглой. В период обострения обсессивно-компульсивного синдрома он изготавливает не одну, а несколько вольфрамовых иголок, которые потом загадочным образом обнаруживаются на столах его коллег.
— Лишних никогда не бывает, — с некоторым сомнением отвечает Кит, но в воображении Джуниуса ее сдержанность объясняется нежеланием доставлять ему неудобство. — Знаешь, я не собираюсь возиться с одними и теми же волосками. — Она завинчивает пробку в бутылке.
— Сколько их у тебя? Я имею в виду от Больной Девочки?
— Три. Мне еще повезло, что для теста на ДНК достаточно волос. Не знаю, с чего это все так зашевелились. Еще на прошлой неделе никого ничто не интересовало. Вообще-то в последние дни все какие-то странные. Собрали все белье. Наверно, ищут что-то такое, что не нашли в первый раз. Я спросила у Джесси, что происходит, так она чуть голову мне не откусила. Здесь явно что-то не то. Мы ведь знаем, что белье валяется у них целую неделю, если не больше. Как думаешь, откуда у меня эти волоски? То-то и оно. Не знаю, что и думать. Может, это из-за праздников? Надо бы пройтись по магазинам, а я только сейчас и вспомнила.
Кит опускает пинцет в прозрачный пластиковый пакет и осторожно выуживает еще один волосок, длинный, дюймов пять-шесть, черный и вьющийся. Она кладет его на предметное стекло, добавляет капельку ксилола и накрывает стеклянной пластинкой. Волос взят с постельного белья той самой девочки, во рту которой были обнаружены частицы краски и странные буро-серые пылинки.
— Да, доктор Маркус — это не доктор Скарпетта, — говорит Кит.
— Ты только сейчас это поняла? Быстро, и пяти лет не прошло. Раньше, надо полагать, думала, что доктор Скарпетта загримировалась, сменила внешность и превратилась в того серого грызуна, что забился в угловой кабинет, а теперь вдруг сделала открытие — эй, да ведь это совсем разные люди. Мало того, ты еще ухитрилась вычислить это без анализа ДНК. Какая ж ты умная! Тебе бы собственное шоу на телевидении вести.
— Сумасшедший, — смеется Кит, отклоняясь от микроскопа, чтобы в порыве веселья не смахнуть вещественное доказательство.
— Слишком долго нюхаешь ксилол, вот в чем дело, я вот себе рак заработал. Рак личности.
— Ох! — шумно вздыхает Кит, переводя дыхание. — Я к тому, что если бы делом занималась доктор Скарпетта, возиться с ватными волосками тебе бы точно не пришлось. Кстати, знаешь, она здесь. Пригласили специально из-за этого случая с девочкой Полссонов. Оттого и суета.
— Скарпетта здесь? — недоверчиво спрашивает Айзе. — Шутишь?
— Не убегал бы первым, не чурался бы коллег, может, и не узнавал бы обо всем последним.
— Йо-хо-хо и бутылка рома! Кому ты это говоришь, крошка. — Айзе действительно редко задерживается в лаборатории после пяти пополудни, но правда и то, что на работу он является первым, редко позднее четверти седьмого. — Я бы на их месте обратился к доктору Большая Шишка в самую последнюю очередь.
— Должно быть, ты ее не знаешь. Те, кто с ней работал, так ее не называют. — Кит кладет предметное стекло на столик микроскопа. — А вот я пригласила бы ее без раздумий и не тянула бы две недели. Волос крашеный, как и два других. Пигментных зерен не видно. Но что-то есть. Похоже, средство от завивки. Спорим, им понадобилась митохондриальная ДНК. И три драгоценные волоска отправляются вдруг в лабораторию всемогущего Боле.
И три драгоценные волоска отправляются вдруг в лабораторию всемогущего Боле. Странно, странно. Ладно, поживем — увидим. Может быть, доктор Скарпетта определила, что бедняжку все-таки убили. Может быть, все дело в этом.
— Не потеряй волосы, — говорит Айзе. В прежние времена лаборатория ДНК была всего лишь одной из лабораторий. Теперь это серебряная пуля, платиновый диск, суперзвезда. Им — все деньги и слава. Свои «зубочистки» Айзе Джуниус никому из лаборатории ДНК не предлагает.
— Не беспокойся, я ничего не потеряю, — говорит Кит, прильнув к окулярам. — Демаркационной линии нет, это уже интересно. И немного необычно для окрашенного волоса. Означает, что после окрашивания он совсем не вырос. Ни на микрон.
Она передвигает предметное стекло под заинтересованным взглядом коллеги.
— Что? Нет корня? Ничего странного. Оторвали, спалили, отрезали. Да что угодно. Ну же, крошка, взбодри меня чем-то покрепче.
— Говорю тебе, корня нет. Срезан начисто. Конец обрезан под углом. Все три волоса выкрашены черной краской, и все три без корня. Чудно. У всех трех обрезаны оба конца. Не оторваны, не обломались, а именно обрезаны. Эти три волоса не выпали — их срезали. А теперь скажи мне, зачем кому-то обрезать волосы с обеих сторон?